Владимир Рыжков - Лица войны

Ознакомившись с текстом обвинения повнимательнее, многие стали кое-что припоминать: собственные приказы, публикации, директивы. И тут настроение переменилось кардинально. Первой жертвой перемен этого настроения был Роберт Лей, который понял, что исходом станет петля или расстрел. А если это будет какое-то заключение, то после него он сойдет с нацистского олимпа даже не в преисподнюю, а в грязь и пыль.

Многие вели себя легкомысленно. На первый взгляд создавалось впечатление, что нацисты не осознавали серьезность всего происходящего.

Приговоренные, конечно, очень боялись своего низвержения с олимпа. Они не представляли, как, проведя на вершине социальной лестницы столько времени, жить среди этой серости, ничтожества, этих мелких людишек с их возней. Для бывшей нацистской верхушки осознание своего бедственного положения было крайне унизительным. Причем это унижение граничило с осознанием своей ничтожности. И это невозможно перенести.

Однако подсудимые испытывали стыд не за совершенное ими – причиной стыда была ситуация, в которой они оказались, снижение социального статуса, крушение карьеры.

Процесс был открытый для прессы. Журналисты были аккредитованные там с самого начала. Речи обвинителей печатались в американских, английских и французских газетах.

Подсудимые пытались донести до всех, что никакого преступления против человечности не было и нет. Что все обвинения – это полный абсурд. И почему они должны отдуваться? И главная мысль была такая, что они не должны, не обязаны отвечать за своих подчиненных.

С Рудольфом Гессом была интересная история. Сначала он разыгрывал амнезию, у него был один адвокат, который фактически его вел чуть ли не на оправдательный приговор. Но в какой-то момент Гесс вдруг сказал, что все вспомнил, что больше не будет ломать комедию, разыгрывать невменяемость, что он будет вести себя так, как считает нужным. У него появился другой адвокат, самый агрессивный, проницательный и самый продуктивный – Ганнс Зайдель. Довольно известной фигурой потом станет. И Зайдель великолепно его защищал. Если посмотреть запись, когда он произнес речь в защиту Гесса – весь зал ему аплодировал. Потом русские, французы, англичане говорили, что они аплодировали искусству адвоката, а отнюдь не личности Гесса.

Привлекая адвокатов, кто-то реально верил в объективность суда, кто-то предполагал, что все уже давно договорено, но все-таки каждый пытался бороться по-своему. Отрекались, защищали, объясняли… В основном хотели показать себя, и как они относились к фигуре Гитлера.

В отношении к Гитлеру, пожалуй, только Альберт Шпеер его предал. На суде он давал такие показания, что якобы он пытался чуть ли не отравить Гитлера каким-то газом в бункере.

Гесс открыто заявил: «Я столько-то лет работал под руководством величайшего человека в мире, и я ни о чем не жалею».

Геринг занимался в основном собственной персоной. Но когда его спрашивали о Гитлере, он пенял в основном на то, что Гитлер последние годы плохо доверял профессионалам-военным, и в этом его большая ошибка. Он говорил об ошибках, но не о вине, не о преступлениях. В то же время он и не говорил, как Гесс, что он работал под началом великого человека.

Нацистская верхушка практически с самого начала объявила Шпеера предателем. В пересыльном лагере подсудимые чувствовали себя единой командой, там они сплотились и проявили очень жесткий протест. Лидера среди них не было, хотя им очень хотел быть Геринг, но его недолюбливали.

Были такие смутьяны, которые все время пытались сжать эту команду, заявить как можно больше протеста, не подчинялись. Единственный, кто подчинялся всем командам, это Шпеер.

Когда подсудимые попали в тюрьму, их тут же разделили, развели по камерам. В первое время их выводили на прогулку вместе, именно тут они договорились о бойкоте Шпееру, причем путем голосования. Бойкот предложил Геринг. Как по римской традиции, кидали камешки – кто за, кто против. Оказалась целая горка камней – все были за. И начальник тюрьмы, когда понял, что это голосование, в мемуарах потом писал: «Голосуют, сволочи, они же еще умудряются как-то между собой вести какие-то переговоры…»

В пересыльном лагере подсудимые чувствовали себя единой командой, там они сплотились и проявили очень жесткий протест. Лидера среди них не было, хотя им очень хотел быть Геринг.

В течение процесса подсудимым давали несколько свиданий. Кому-то они разрешались, кому-то нет. Очень профессионально работала защита. Было выслушано много свидетельских показаний – 38 тысяч письменных показаний и за, и против этих персоналий и преступных организаций. На процессе были заслушаны 33 свидетеля против обвиняемых и 61 свидетель защиты.