Константин Деревянко: На трудных дорогах войны. Подвиг Одессы

Спустя некоторое время отец вернулся на железную дорогу. Жили мы в городе Петровск-Порт (теперь Махачкала). Там мне посчастливилось увидеть канонерские лодки «Каре» и «Ардаган». Для меня это были могучие корабли – на каждом шесть пушек. Я целыми днями пропадал в порту. Как зачарованный смотрел на грозные морские орудия, когда их вращали по учебной тревоге.

Море и корабли покорили меня. Остальное довершил Станюкович. Я бредил флотом, океанскими плаваниями, морскими сражениями. Меня влекла суровость морской службы и штормовых походов. Потом пришло осознанное желание защищать морские рубежи Родины.

В конце 1917 года отец в поисках спокойной жизни перевез семью в родное село Успенское, на Кубань, где у нас были хата и семь десятин земли, по числу едоков. В революцию казачья Кубань, наполовину заполненная иногородними, промышленными рабочими и крестьянами «мужицких» сел, не могла быть тихим местом. Здесь чувствовалось сильное классовое и сословное расслоение. Вопрос о власти и земле стал настолько острым, что разделил людей на два непримиримых лагеря. Съехавшиеся на юг генералы, буржуазия и помещики создали Добровольческую контрреволюционную армию, которую царский генерал Корнилов повел в апреле 1918 года на штурм Екатеринодара (ныне Краснодар), находившегося в руках Советов. Там Корнилов и был убит. Его сменил Деникин.

Российская контрреволюция развязала Гражданскую войну. И на Кубани началось такое, чего, пожалуй, не испытал ни один край России. Сегодня наше село в руках красных войск, а завтра – у белых. Мы, подростки, познакомились со всеми видами оружия, видели кровь и смерть. Видели, как белое казачье секло шашками пленных красноармейцев на глазах у детей. И на себе испытали казачьи нагайки.

Красноармейцы попросили нас свести лошадей на водопой на Кубань. А на том берегу казачьи окопы. Мы думали, что у казака не поднимется рука на малолеток. Видать, они разглядели, что под нами не крестьянские, а строевые кони, и решили проучить мальчишек. Однажды только я тронул коня с водопоя – по мне выстрелы. Завизжали пули. Конь подо мною рухнул. А я словно в рубашке родился: чиркнуло по тому месту, где у мужчин усы растут, и сильно обожгло. Я был напуган, но от помощи красноармейцам не отказался и перешел на ночной водопой, хотя с той стороны постреливали и ночью. И мы, юнцы, гордились тем, что тоже причастны к великому делу борьбы за народное счастье.

А оно только в марте 1920 года пришло на нашу землю, когда разгромили деникинщину Отец продолжал служить на железной дороге, и мне, как старшему из детей, в одиннадцать лет пришлось вместе с матерью браться за крестьянские дела основательно, возделывать свои десятины земли совместно с дядей.

На Кубани сев яровых начинается в марте, а сев озимых и уборка кукурузы заканчиваются в октябре. Четыре месяца в году по этой причине я пропускал занятия в школе. Пошли двойки. И только стараниями директора школы, замечательного педагога, воспитанника Петербургского университета Николая Владимировича Очаповского, с помощью его дополнительных уроков, я не попал в число второгодников. Но зато, как говорят, вышел в люди – стал крестьянином, познал труд хлебороба.

Тяжело хозяйствовать бедняку, и мы, пожертвовав наделом земли, переехали в Армавир. Там я стал путевым рабочим на железной дороге. Труд тяжелый: с напарником сменить в день четырнадцать шпал, – это с рассвета до темноты. Но я был счастлив: ведь я – рабочий. А сколько было радости, когда принес матери первую получку!

Тогда же вступил в комсомол. Состоял в комсомольской организации Армавирского железнодорожного узла. С осени 1926 года начал заниматься на вечернем рабфаке и готовился в военно-морское училище.

На рабфаке я встретился с замечательной девушкой – Женей Дубовской. Мы с ней прошли большой жизненный путь длиною в 57 лет.

Центром нашей общественно-политической жизни был железнодорожный клуб. Его возглавлял коммунист А.П. Круглов. Мы во многом были обязаны ему своим политическим взрослением.

От партийной организации к нам, молодежи, были прикреплены два замечательных коммуниста из рабочих – М.Д. Кильдишова и Сердюков. Они многое сделали для моей политической закалки. Тогда в партии было много старых большевиков с дореволюционным стажем, участников Гражданской войны. Общение с ними, конечно же, не прошло бесследно.

Наступил август 1927 года. Я усиленно готовился к экзаменам. И вдруг вызывают на заседание бюро комсомольской организации. Секретарь бюро Наум Марголин говорит: