Алла Бегунова - Надежда Дурова. Русская амазонка

Ныне Н. А. Дурова сама разрешает свою тайну. Удостоенные ее доверенности, мы будем издателями ее любопытных записок. С неизъяснимым участием прочли мы признания женщины столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют пером быстрым, живописным и пламенным. Надежда Андреевна позволила нам украсить страницы “Современника” отрывками из журнала, веденного ею в 1812—13 году. С глубочайшей благодарностью спешим воспользоваться ее позволением.

Издатель».

В этом предисловии, впоследствии неоднократно воспроизводившемся в разных изданиях, посвященных «кавалерист-девице», поэт сделал две фактографические ошибки, поскольку был незнаком с формулярным списком отставного штабс-ротмистра Александрова. Он неправильно указал дату вступления Дуровой на службу: «1808 год» вместо 1807-го, ее псевдоним «Александров» вместо Соколова. Но все это были пустяки по сравнению с главным: в предисловии Пушкин полностью раскрыл инкогнито автора мемуаров! Не спрашивая разрешения у героини, даже не поставив ее в известность, он назвал ее настоящее имя, отчество и фамилию, да еще присоединил к ним слово «девица», которое, конечно, не соответствовало реальному положению Дуровой. В это время она уже была вдовой.

Более того, не дожидаясь разрешения цензуры, Пушкин отправил рукопись в типографию, где на станках уже отливали в свинце буквы и набирали строчки материлов для второго номера «Современника». Поправить этот набор, что-либо изменить в нем было не только трудно, но и дорого. Таким образом гениальный поэт как бы ставил своего знаменитого автора перед свершившимся фактом, заставлял подчиниться его решению и ничего не оспаривать.

Поручив своим помощникам по изданию журнала князю В. Ф. Одоевскому и П. А. Плетневу следить за ходом типографских работ, Пушкин 29 апреля 1836 года уехал в Москву. Спустя несколько дней управляющий Гуттенберговой типографией И. И. Граффа прислал князю Одоевскому корректуру 5, 6 и 7 печатных листов, где помещались мемуары Дуровой, для вычитки, и сообщил, что цензор Крылов требует заменить в них имена офицеров Литовского уланского полка инициалами и точками, что и было сделано Одоевским. Обо всех издательских проблемах Пушкину в Москву писала его жена, помогавшая ему в работе по выпуску журнала. Поэт в своем ответном послании от 11 мая 1836 года спрашивал Наталью Николаевну:

«Что записки Дуровой? пропущены ли Цензурою? Они мне необходимы – без них я пропал…». Однако цензор отнесся к произведению «кавалерист-девицы» благосклонно. Никаких других изменений или сокращений в тексте он не сделал. К концу мая, когда поэт вернулся в Петербург, типография в основном завершила набор и отпечатала около 250 страниц из запланированных 320 (в том числе и воспоминания Дуровой) для второго номера «Современника». В присутствии Пушкина работы пошли быстрее. В первых числах июня он подписал с типографией договор о выпуске журнала тиражом в 2400 экземпляров.

Надежда Андреевна почти весь май провела в дороге. Около двух тысяч верст проехала она в своей коляске, называемой в Прикамье «карандас», меняя на почтовых станциях только лошадей, вместе с ней это путешествие совершили ее любимая белая комнатная собачка по кличке Амур и слуга Тихон – мальчик двенадцати лет от роду. Она точно называет сумму, которую издержала на дорогу, – 600 рублей, более половины своей годовой пенсии. «Наконец, двадцать четвертого мая тридцать шестого года кончилось все… Я в Петербурге, я опять вижу тебя, великолепное жилище царей наших!»

Дурова поселилась в гостинице Демута, расположенной на набережной реки Мойки. Она сняла один из самых дешевых номеров на четвертом этаже и послала по городской почте короткое письмо Пушкину с сообщением, что она находится в столице. Великий поэт нанес «кавалерист-девице» визит, по-видимому, между 25 и 28 мая 1836 года. Она очень волновалась перед встречей с ним. Можно предположить, что и Пушкин с немалым интересом ждал знакомства с «женщиной, столь необыкновенной».

Дуровой в это время шел 53-й год. Но Надежда Андреевна сохраняла юношескую стройность и особую выправку кавалерийского офицера. В Елабуге она держала верховую лошадь, каждый день ездила верхом, совершала многоверстные пешие прогулки, легко переплывала Каму. Она тщательно следила за своей внешностью и органично чувствовала себя в штатском мужском костюме того времени: в казимировых обтягивающих ноги панталонах на штрипках, коротком шелковом жилете и темно-коричневом фраке, украшенном георгиевской ленточкой в петлице.