Михаил Хазин - Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите

«О насилии» вышла в свет в 1969 году [778] В 1969 году вышло первое издание книги, но классическим считается дополненное нью-йоркское издание 1970 года от Harvest Books; от сюда и возникает двойная датировка. , по горячим следам «событий» 1968 года [779] Год выдался еще тот – в апреле в США убили Мартина Лютера Кинга, что привело к бунтам в более чем в 100 городах, в том же апреле в Германии был убит студенческий лидер Дучке, что также привело к беспорядкам; в мае восстали студенты Сорбонны, и во Франции началась всеобщая забастовка, приведшая к досрочным парламентским выборам; в июне в США убили Роберта Кеннеди; в августе советские танки вошли в Прагу, а «чикагская семерка», включая лидера «Черных пантер», организовала массовые беспорядки в Чикаго. Казалось, что волна революционного насилия вот-вот захлестнет весь мир, и хотя этого не произошло, до сих пор все это часто называют революцией 1968 года. , когда волна революционного (и контрреволюционного) насилия выплеснулась на улицы европейских и американских городов. «Будьте реалистами – требуйте невозможного!», – писали на стенах французские студенты, «Делайте что хотите, лишь бы вас сфотографировали», вторили им студенты американские. Лозунг Франца Фанона [780] Франц Фанон (1925-1961) – алжирский революционер и философ, теоретик деколонизации и борьбы стран «третьего мира» за независимость; его самой известной (хотя ныне забытой) книгой стала запрещенная во Франции «Проклятьем заклейменные», идеи которой оказали влияние на более маститых Сартра и Маркузе. «Только насилие результативно», выдвинутый в его последней книге «Проклятьем заклейменные», казалось, был взят на вооружение поголовно всеми левыми активистами (а сам Фанон, судя по частоте его цитирования у Арендт, стал властителем дум целого поколения). Насилие, породившее великие тоталитарные государства, весомо и ярко вернулось в повестку дня, и Арендт приняла вызов времени, решив осмыслить его как философскую категорию.

«...на первый взгляд даже удивительно, что насилие так редко делалось предметом особого рассмотрения. (В последнем издании энциклопедии социальных наук "насилие” даже не заслужило отдельной статьи.) Из этого видно, насколько насилие и его произвольность принимались за данность и поэтому оставались в пренебрежении; никто не изучает и не ставит под вопрос то, что всем очевидно» [Арендт, 2014, с. 13-14].

Но работа философа как раз и заключается в том, чтобы ставить под вопрос очевидное. Растет ли и на самом деле власть «из дула винтовки»? Что в действительности обеспечивает победу революции – насилие вооруженных революционеров или же неспособность их противников к сопротивлению? Аренд сразу же замечает, что Маркс (учитель всех левых) придерживался второй точки зрения (революции побеждают только тогда, когда старое общество ослаблено своими внутренними противоречиями), а следовательно, ответ на вопрос не столь очевиден, как принято считать. Как же соотносятся между собой власть (ради которой и делается революция) и насилие?

Как мы уже отмечали выше, среди «политических теоретиков» существовал полный консенсус: власть опирается на насилие, и насилие есть высшее выражение власти. Арендт находит лишь одного [781] Этот единственный – Алессандро Пассерев д’Антрев (1902-1985), итальянский философ-антифашист. (!) автора, различавшего «власть» и «насилие», но даже у него власть описывается как «ограниченная или институциализированная сила». Столь редкое среди философов единодушие поражает Арендт: ведь для нее самой очевидно, что власть и насилие – далеко не одно и то же. Различие этих двух сущностей Арендт иллюстрирует знаменитым примером «образца 1968-го»:

«...очень неточно было бы утверждать (как часто делается), что ничтожное безоружное меньшинство с помощью насилия – криков, топота и так далее – успешно срывало лекции, в то время как подавляющее большинство голосовало [без насилия] за нормальную процедуру обучения... На самом же деле в подобных случаях происходит нечто намного более серьезное: большинство недвусмысленно отказывается использовать свою власть и "пересилить" смутьянов; университетские занятия срываются, потому что никто не желает защищать статус-кво ничем, кроме поднятой в голосовании руки. Университеты столкнулись с "огромным негативным единством"... Все это доказывает лишь то, что меньшинство может обладать намного большей потенциальной властью, чем предполагают подсчеты голосов в опросах общественного мнения. Бездеятельно наблюдающее большинство, развлеченное перепалкой между профессором и студентом, на самом деле уже стало тайным союзником меньшинства. (Нужно только попробовать вообразить, что бы случилось, если бы один или несколько безоружных евреев в Герма нии накануне Гитлера попробовали бы сорвать лекцию профессора-анти­семита, – и тогда станет ясна вся нелепость разговоров о крошечных "меньшинствах активистов".)» [Арендт, 2014, с. 49-50/.