Мартин Ли - Фашизм - реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Ernst Ztindel, «My Impressions of the New Russia», Journal ofHistorical Review; сентябрь/октябрь 1995 года; интервью автора с Эрнстом Цунделом.

Stephen Handelman, Comrade Criminal, стр.297; Radio Free Europe/Radio Liberty Daily Report, 3 августа 1994 года. Когда Баркашова спросили о его роли в этом проекте, он ответил: «Я был одним из основателей РНС наряду с Пятым управлением КГБ». Примечательное замечание, если принять во внимание, что РНС был создан в апреле 1992 года, через несколько месяцев после упразднения КГБ и его печально известного Пятого управления (занимавшегося преследованием диссидентов). Со своей стороны, генерал Стерлигов настаивал, что его изначальные политические интересы не поменялись, хотя он уже и не был коммунистом.

Если не указано иного, все высказывания Лимонова взяты из интервью с автором 11 июля 1993 года; Vanora Bennett, «Russia's leather–clad bad lad is at war», Reuters , 5 сентября 1994.

Dusan Stojanovic, «The Russians Are Coming — Or Are they Already Here?», Associated Press , 13 января 1993 года; интервью автора с Эдуардом Лимоновым.

Интервью автора с Эдуардом Лимоновым; «Писатель–эмигрант Эдуард Лимонов о жизни и политике», Московские новости, 4 ноября 1992 года.

Интервью автора с Эдуардом Лимоновым; Helen Womack, «Eddie's rightwing chapter shocks Russian readers», Independent, 24 января 1993 года.

Интервью автора с Эдуардом Лимоновым; Lucy Jones, «Peaceful Patriotic Day Demonstration», Moscow News, 12 мая 1993 года.

В то время как восточная ориентация значительной части интеллигенции в Консервативной революции во многом определялась соображениями внешней политики, Эрнст Никич видел определённые преимущества в коммунистической системе до тех пор, пока она принимала национальные формы. Однако Никич, ведущий германский пропагандист национал–большевизма, никогда не был членом Коммунистической партии Германии. Тем не менее он с энтузиазмом воспринял большевистскую революцию в России. Радикал–антикапиталист Никич утверждал, что Россия — единственная сила, которая может помочь Германии противодействовать Версалю и «декадентскому Западу». Прибегнув к более поэтическому стилю, он утверждал: «Там, где германская кровь смешивается со славянской, возникает истинное государство… С востока, со смешения германцев и славян, начала свой путь к величию Пруссия».

Патриотические лейтмотивы прослеживались и в высказываниях видных большевиков, таких как Лев Троцкий, говоривший об Октябрьской революции как о «глубоко национальной». Ленин также приветствовал «национальное пробуждение России» в 1917 году. К кнопке национализма прибегли снова в 1920 году, после нападения Польши на Россию. Ленин призвал Красную армию защищать «социалистическое отечество» от иностранного вторжения. (Agursky, The Third Rome, стр.209; Roman Szporluk, Communism and Nationalism, стр.2 29; Frederick C. Barghoorn, «Russian Nationalism and Soviet Politics: Official and Unofficial Perspectives», в The Last Empire, под редакцией Robert Conquest, стр.35.)

Ленин прямо признал это: «Также и в Германии мы видели подобный неестественный союз между черносотенцами и большевиками. Появился странный тип революционера–черносотенца». (Agursky, The Third Rome, стр.155, 195–196; см. также Darrell P. Hammer, «Russian Nationalism and Soviet Politics», в Soviet Politics, под редакцией Joseph L. Nogee, стр.128–129, 138).

В ходе и непосредственно после захвата власти большевиками сотни тысяч русских бежали из своей страны, спасаясь от насилия, хаоса и обнищания страны, переживавшей муки революции. Многие из этих озлобленных изгнанников присоединились к фашистским эмигрантским организациям, таким как Народно–трудовой союз, имевший целью свергнуть советскую власть. Однако некоторые правые националисты пошли другим путём.

После октября 1917 года отдельные русские антикоммунисты стали рассматривать приход к власти большевиков как позитивное событие. Одним из наиболее известных новообращённых стал профессор Николай Устрялов, сменивший своё отношение к революции после бегства из родной страны. Устрялов считал, что разгром большевиков станет огромной трагедией, так как именно они имели наилучшие шансы «восстановить Россию как великую державу». По его мнению, интернационалистические лозунги, выдвигавшиеся руководителями большевиков, были не более чем камуфляжем, полезным инструментом для восстановления России в качестве единого государства и её дальнейшего расширения. «Советский режим приложит все усилия, чтобы объединить окраины с центром — во имя мировой революции, — заявлял Устрялов. — Русские патриоты тоже присоединятся к этой борьбе — во имя великой и единой России. Даже с бесконечными различиями в идеологии практический путь только один».