Мартин Ли - Фашизм - реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Иногда выносились и более суровые приговоры, как, например, в случае, когда двое скинхедов убили немецкого капитана дальнего плавания за отрицательное замечание об Адольфе Гитлере. Однако в большинстве случаев суды «баловали» неонацистскую молодёжь, что породило целый ряд жалоб на то, что немецкое уголовное судопроизводство «ослепло на правый глаз». «Наказание за связанные с насилием преступления становится незначительным. Когда в деле присутствуют политические мотивы, с обвиняемым из лагеря правых, как правило, обходятся мягче, чем с представителем левых, — заметил Герман Блей (Herman Blei), профессор права из Свободного университета Берлина. — Мы видим результат тех тенденций, которые развивались в нашей стране в течение десятилетий» [602].

Нянчиться с правыми экстремистами начали ещё в первые годы Боннской республики, заполнившей свои суды теми судьями, которые в своё время служили гитлеровскому режиму. Практически вся юридическая система Западной Германии ранее обслуживала нацистское государство, однако эти арбитры расовой ненависти сохранили свои посты и после войны, несмотря на то что именно они вынесли 45 тысяч смертных приговоров. Вернувшись в залы судебных заседаний Западной Германии, они отравили атмосферу немецкой юридической системы на все время «холодной войны» и позже [603].

Действия — а точнее, бездействие — полиции и судов, в целом следовавших линии, определяемой боннскими политиками, только поощряли дальнейший разгул неонацистов. Группа ультраправых, руководимая главой отделения «Республиканцев» в Циттау, атаковала хостел, где проживали украинские дети, страдавшие от лучевой болезни после чернобыльской катастрофы. Ещё более вопиющий случай произошёл в берлинском районе Тиргартен, где группа неонацистов схватила польского туриста и отрезала ему садовыми ножницами треть языка. За травмой последовало оскорбление, когда частично лишившийся языка поляк получил от госпиталя, сделавшего ему срочную операцию, весьма большой счёт за услуги [604].

«Нам говорят о европейской цивилизации, но все, что я вижу здесь, — это варварство», — заметил один из африканских борцов с расизмом, проживающих в Германии. Ситуация ухудшилась до такой степени, что впервые со времён Второй мировой войны иммигранты начали покидать Германию, чтобы найти убежище в других государствах. Верховный суд Великобритании, страны, не замеченной в проведении либеральной иммиграционной политики, привлёк к себе внимание решением предоставить убежище беженцу из Судана, опасавшемуся за свою жизнь в случае отправки его обратно в Германию. Голландия также распахнула двери перед иностранцами, изгоняемыми из Германии. Остававшиеся на территории фатерланда лица, прибывшие в страну в поисках убежища, подвергались сомнительным процедурам, напоминавшим расистские практики Третьего рейха. Новые правила, принятые Министерством внутренних дел Германии, предписывали лицам, не являвшимся гражданами ЕС или США и обращавшимся с просьбой о виде на жительство, пройти измерения черепа и носа. Официальные опросники для иммигрантов содержали специальный вопрос о форме носа. Немецкая форма носа обозначалась «нормальной», а всем «ненормальным» формам приписывались соответствующие условные обозначения [605].

По мере того как росло число нападений на иностранцев, участились и антисемитские преступления. В 1992 году неонацистские вандалы забросали бутылками с зажигательной смесью «еврейские бараки» в концентрационном лагере Заксенхаузен. Это было всего лишь одно из 80 осквернений, произошедших в том году. Всплеск преступлений, вызванных ненавистью к евреям, происходил на фоне латентного антисемитизма, сохранявшегося в немецком обществе. После Второй мировой войны респектабельным немцам было «некошерно» открыто высказывать подобные настроения, поэтому «козлами отпущения» стали другие национальные меньшинства. Однако это табу также рухнуло вместе с Берлинской стеной. Опрос общественного мнения, проведённый в 1991 году журналом «Шпигель», показал: 62% немцев полагали, что лучше будет «подвести под прошлым черту» и «не говорить так много о преследованиях евреев». Другое исследование, проведённое на следующий год, показало, что 36% немцев были согласны с утверждением, что «евреи обладают слишком большим влиянием в мире» [606].

Когда в Германию начали прибывать еврейские беженцы из Советского Союза, министр внутренних дел Баварии Эдмунд Штойбер рекомендовал оставить в Германии только тех, у кого там проживали члены семьи. Редакционная статья в газете «Frankfurter Rundschau» оценила предложение Штойбера как «неприличную сатиру», принимая во внимание тот факт, что большая часть немецких евреев систематически уничтожалась нацистами [607]. Те из них, кто пережил войну, оставшись в Германии, все равно рассматривались как евреи, а не как немцы. Это имело под собой юридическую основу, восходящую ещё к Третьему рейху. По немецким законам, определяющим гражданство по этническому принципу, а не по рождению или проживанию на территории Германии, немецкая и еврейская кровь различаются между собой. Одержимость «немецкой кровью» снова вышла на первый план, когда помощники канцлера Коля, включая и министра здравоохранения, потребовали прекратить использование «иностранной крови» в немецких клиниках [608].