Мартин Ли - Фашизм - реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

К этому времени открытая симпатия к фашистскому мировоззрению, в особенности среди лиц моложе 30 лет, стала нормой во многих восточногерманских деревнях, небольших и крупных городах. Отвращение к новому капиталистическому устройству общества сопровождалось отчётливым коричневым душком. Жители Восточной Германии склонны были воспринимать падение Берлинской стены не как миг освобождения, а как прелюдию к новому этапу эксплуатации, когда в качестве угнетателей выступали уже не Советы, а жители Западной Германии. «Сказать, что треть восточногерманской молодёжи склоняется к ультраправым взглядам, — это преуменьшить масштаб проблемы, — предупреждал восточноберлинский криминолог Бернд Вагнер. — Многие уже прошли точку невозврата. Это очень угнетает. Ситуация только ухудшается» [14] Ray Moseley, «Specter of ‘ethnic cleansing‘ haunts Germany», San Francisco Examiner, 5 апреля 1998 года; Ian Traynor, «German neo-Nazi tide creates no–go zones for foreigners», The Guardian, 21 января 1998 года; Martin A. Lee, «Germany Goosesteps to the Right», Moment, июнь 1998 года. .

Расистское насилие обычно ассоциируется с бритыми наголо и одетыми в кожу молодчиками, однако правый экстремизм не ограничивается подростками–босяками. «Проблема у нас заключается не столько в правой молодёжи, а в том, что «средний класс» придерживается крайне националистических взглядов», — объяснял Гюнтер Пининг, уполномоченный по делам иностранцев в депрессивной восточногерманской земле Саксони- я-Анхальт [15] Roger Boyles, «Neo–Nazi poll blitz wins jobless voters», The Times (London), 23 апреля 1998 года. .

Именно в Саксонии–Анхальте одержал крупную победу на местных выборах неонацистский Немецкий народный союз (Deutsche Volksunion, DVU). Завоевав 13% голосов, DVU показал наивысший результат для ультраправых партий за всю послевоенную историю страны. Его успех, а также значительное распространение в других восточных землях низовых организаций ещё одной неонацистской структуры — Национал–демократической партии Германии (НДПГ) — основывались на враждебности к иностранцам под предлогом того, что они отнимают у немцев рабочие места [16] Национал–демократическая партия Германии (Nationaldemokratische Partei Deutschlands, NPD) стала прибежищем последовательных неонацистов, нуждавшихся в легальном «зонтике» для своей политической деятельности. Поскольку партия была признана официально, её марши редко запрещались, позволяя неонацистам устраивать публичные демонстрации. 1 мая 1998 года три тысячи неонацистов собрались в Лейпциге на митинг, организованный Нацио- нал–демократической партией. В результате стычек с группами антифашистов все закончилось массовыми беспорядками, волнениями, мародёрством и горящими баррикадами. По данным Федерального ведомства по охране Конституции, за этот год число активных сторонников правых экстремистов выросло до 53 600 человек в сравнении с 48 400 годом ранее. Число занимавшися насилием также увеличилось — с приблизительно 7600 до 8200 в 1998 году. . Эта стратегия оказалась очень эффективной, даже несмотря на то, что иностранцы составляли не более 1% от населения опустошённого востока страны, в то время как уровень безработицы, по официальным данным, колебался в районе 25%, а в ряде регионов был выше фактически в два раза.

Реагируя на рост общественной поддержки неонацизма на востоке, состоявшиеся политики начали активнее прибегать к националистической риторике. В попытке вернуть себе ускользающую популярность канцлер Гельмут Коль, готовясь к общенациональным выборам 1998 года, принялся бить в шовинистический барабан. Это, возможно, наиболее мягкое толкование высказанной партией Коля позиции, практически смывшей границу между политической целесообразностью и правым экстремизмом.

После долгих лет поддержки евроинтеграции как «вопроса жизни и смерти» для XXI века и единственного пути избежать новой войны, Коль внезапно нашёл уместным повторить некоторые аргументы неофашистских организаций, высмеивавших экономическую глобализацию и единую европейскую валюту. Прибегнув к испытанной политической тактике опровержения собственных высказываний, Коль обрушился на бюрократию Евросоюза. Он стал жаловаться, что Германии приходится расходовать слишком много средств на поддержание ЕС. На самом деле вся система ЕС была выстроена в интересах Германии, способствуя росту её благосостояния и влияния в сравнении с другими частями Европы: Германия была основным выгодоприобретателем от «свободной торговли» между странами — членами ЕС. Запоздалые залпы Коля в направлении ЕС отражали рост недовольства европейской интеграцией среди немцев, подавляющее большинство которых не хотело отказываться от старой доброй немецкой марки в пользу какого–то непонятного евро [17].