Однако рост финансовой власти работает против всех этих целей, не позволяя обществу исцелиться самому. Как отметил Алан Гринспен в приведённых выше отрывках, прикрепление «работника, травмированного долгами» к долговой беговой дорожке, является основным фактором, удерживающим работников от требований повышения заработной платы и улучшения условий труда. Без устранения долговых накладных расходов и предоставления государственного варианта банковских услуг другие проблемы значительно обострятся.
В античном мифе задавался вопрос, как царь Мидас сможет выжить, не имея ничего, кроме золота. Этот миф грозит стать образом современного финансового капитализма — мечты о том, что можно жить исключительно на деньги, без средств производства и живого труда. Чтобы избежать такой участи, «лекарство» должно добавить финансовую реформу к незавершенной революции 19-го века, чтобы смести уцелевшее неравенство постфеодального захвата земли, захвата общего достояния и создания монопольных привилегий. Эти пережитки прошлых присвоений собственности и инсайдерских сделок, лежавшие в основе поиска ренты и перешедшие по наследству финансовой системе, которая по-прежнему основывается на неофеодальной практике и не инвестирует в промышленность и благосостояние людей.
ЧАСТЬ IV
Альтернатива есть
ГЛАВА 29
Битва за 21-й век
Если Европа хочет разделения и увековечивания рабства, мы сделаем решительный шаг и ответим «большим НЕТ». Мы будем бороться за достоинство народа и наш суверенитет.
Алексис Ципрас отвергает условия еврозоны по спасению в июне 2015 года
В 1933 году, когда финансовый крах вследствие Первой мировой войны сменился Великой депрессией, философ Герберт Уэллс написал роман о конфликте, который, как он ожидал, возникнет в последней четверти 20-го века. Напомнив своим читателям о «вечной борьбе жизни против кредитора и «мёртвой руки» (владения без права передачи)», он описал «прогрессивные усилия» общества, направленные на то, чтобы освободиться от прошлых долгов и финансовых претензий. Уэллс рассматривал долг как тормозящую силу и предсказал, что ситуация достигнет критической стадии в 1979 году, когда его вымышленный персонаж Остин Лайврайт опубликует «Банкротство сквозь века». «Нам нужно лишь отослать студента к историческим свидетельствам борьбы между должником и кредитором в республиканском Риме и в Иудее: к Сецессиям плебеев в первом и к юбилейному году во второй». 1979 год действительно оказался именно тем годом, когда процентные ставки достигли максимума в современную эпоху — 20 процентов.
В качестве примера параллельной борьбы с землевладельцами, стремящимися избежать налогов, Уэллс сослался на английские Статуты Мортмейна (1279 и 1290 годы), защищающие землю от передачи Церкви по завещанию при лишении права выкупа или её продажу, принятые во избежание выполнения феодальных обязанностей той эпохи. На протяжении всей истории существовала постоянная напряжённость между королевской или государственной властью и кредиторами или состоятельными покровителями, стремящимися втянуть в долги землю и её население, чтобы заменить государственную власть своей собственной. Но в то время как грандиозная политическая борьба в 19-го веке велась за национализацию или обложение налогами земельной ренты и ренты на природные ресурсы, сегодняшняя борьба должна вестись за социализацию банков и финансов, которые стали конечными получателями и, соответственно, главными защитниками таких рент.
Действительный финансовый кризис 1979 года был разрешён способом, который вёл в направлении, противоположном тому, что предсказывал Герберт Уэллс и рекомендовали прогрессивные экономисты. Вместо того чтобы списывать долговые накладные расходы, чтобы должники были освобождены от старых обязательств, администрация Рейгана-Буша, пришедшая в 1981-1992 годах, спонсировала волну новых кредитов/долгов, настолько большую, что в течение 1980-х годов процентные ставки неуклонно снижались.
Сначала это создание долга использовалось для того, чтобы вздуть цены на рынках недвижимости и акций. Хотя война во Вьетнаме и последовавшая за этим инфляция Картера (1977-1980 гг.) привели к росту заработной платы и цен на товары, последующая неолиберальная инфляция повысила цены на активы, подкреплённые сокращением налогов на недвижимость, прирост капитала и высокие доходы богатых. Этот переход к регрессивному налогообложению был противоположностью тому, что ожидали экономисты и футуристы. Вместо того чтобы экономики становились более равными, они всё больше поляризовались между кредиторами и должниками.
Читать дальше