Распространившийся с подачи фельетонистов термин «стиляги» маскировал идейные основания нового молодежного движения. Сами же его адепты первоначально называли себя «штатники», т. е. поклонники Соединенных Штатов. И это было преклонение перед страной, являющейся прямым противником СССР в холодной войн». Аполитичность стиляг оказывалась, таким образом, достаточно условной.
Сконструированный в семиосфере андеграунда романтический образ Америки существенно отличался от подлинных Соединенных Штатов. Подпольный идеомиф о США был таким же идеологически искаженным, как и официальный. О вымышленности образа Америки в культуре советского подполья свидетельствуют слова признания в песне «Последнее письмо» популярной андеграундной группы «Наутилус Помпилиус».
«Гуд-бай Америка-о
Где я не был никогда.
Мне стали слишком малы
Твои тертые джинсы.
Нас так долго учили
Любить твои запретные плоды».
Стиляжничество не было изжито в советском обществе после проведения соответствующих организационно-идеологических кампаний. С одной стороны, оно ушло вглубь «подполья», стало менее демонстративным. Это был обычный маскировочный (выражаясь языком революционной эпохи – конспиративный) эффект. Точно так же отказ скинхедов от некоторых атрибутов визуального облика привел правоохранительные органы к «потере следа».
Другая сторона состояла в тривиальном изменении стилей. Изменяются доминирующие направления музыки, кино, танцев. Соответственно, все это было транслировано в семиосферу советского андеграунда. Постепенно уходит джаз, но приходит рок-музыка. Новым символом несоветскости в одежде становятся джинсы. Изменения в символике были восприняты ответственными идеологическими работниками как искоренение самого явления молодежной альтернативы. Но символ есть способ выражения неких смыслов. Эти способы могут варьировать в рамках одной смысловой парадигмы. В данном случае смысл в виде отрицания официальной советской семиосферы остался прежним.
Между тем, «магнитофонная революция» существенно расширила границы подпольной семиосферы. Включенность в «подполье» уже не является исключительно прерогативой «золотой молодежи». В нем оказываются теперь представители разных социальных страт и возрастных генераций. Несколько размывается жесткая семиотическая привязка андеграунда к образу США.
Одним из механизмов разбалансировки традиционных ценностных ориентиров советского общества в эпоху позднего социализма явилась молодежная музыка. «Русский рок» стал своеобразным символом разогреваемых протестных настроений молодежи. Имеются все основания обнаруживать в нем наличие проектной составляющей. В начале 1980-х гг. рок неожиданно оказался под идеологическим запретом. Но запретный плод, как известно, сладок. Число адептов рок-музыки в СССР резко возрастает. Для молодежной семиосферы она обретает значение культа. Далее, в самом преддверии перестройки, запрет был снят столь же неожиданно, как ранее установлен. Шлюзы оказались открыты, и несомая энергией молодежного движения волна протестаций против «системы» обрушивается на советский строй.
Проведенный контент-анализ текстов песен «русского рока» позволяет констатировать его заметную роль в разрушении ценностных оснований существования СССР (табл. 6.6).
Таблица 6.6 Контент-анализ ценностного содержания текстов советской рок-музыки 1980-х гг.
Задача сбора всех недовольных советским режимом привела к включенности в сферу подполья ряда мировоззренческих направлений. В политике они были представлены рядом течений:
1) новое либеральное западничество;
2) недеформированный социализм;
3) русский национальный неоконсерватизм;
4) сепаратизм нацменьшинств;
5) религиозное диссидентство.
К концу 1960-х гг. все они уже сложились не только в идейно концептуальном, но и в организационном отношении [218] . Советский государственный строй атаковывался, таким образом, с различных идеологических позиций. Либерал А.Д. Сахаров в деле борьбы с режимом оказался парадоксальным образом вместе с неославянофилом А.И. Солженицыным. Такие же парадоксы обнаруживаются и в современности. Чего хотя бы стоят марши «несогласных», объединяющих под общей вывеской неприятия «путинского режима» Г. Каспарова и Э. Лимонова.
Конечно, диссиденты объективно не могли организовать революцию. Их функция состояла в расшатывании системы. Подтачивались идейно-духовные основания советской государственности. В конечном итоге, когда был запущен горбачевский проект «революции сверху», ослабленная на уровне мировоззренческого фундамента система рухнула.
Читать дальше