Армен Гаспарян - Новая холодная война. Кто победит в этот раз?

Ответа не было. И говорить сейчас, что школьники последних лет СССР были готовы идти в бой за коммунистические идеалы, означает сильно приукрасить действительное положение вещей в те годы. Умами молодых уже завладели иные ценности, совсем другие представления о хорошей и правильной жизни. Прежние понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо, рухнули, вакуум должен был чем-то заполняться, срочно требовалась новая идея. Идея была, по сути, всего одна — она приходила к молодым через видеосалоны, кинотеатры, ну и через телевидение и средства массовой информации, которые не стеснялись открыто выражать свою точку зрения. И самое главное, если называть вещи своими именами, — эта идея звучала с трибуны съезда народных депутатов СССР. Теперь, даже несмотря на сегодняшнюю политизированность российского общества, сложно поверить, что за ходом этого съезда внимательно наблюдала по телеэкранам буквально вся страна. С утра до вечера, собравшись семьями или вместе с друзьями, люди смотрели прямые трансляции из Дворца съездов в Москве. Не просто смотрели, а обсуждали — кто что сказал, какую позицию по данному вопросу заняла Межрегиональная депутатская группа. Столь же невероятными выглядят и очереди у газетных киосков в тогдашнем СССР — а ведь многие действительно вставали в пять-шесть часов утра для того, чтобы успеть купить «Собеседник», «Московские новости», «Комсомольскую правду» и другие издания, которые стали проводниками идей переломного времени.

Общество было сверхполитизированным, и с каждым новым шагом по пути этой политизации советские ценности подвергались все большему забвению. Идеология страны победившего социализма при столкновении с реалиями новой жизни показала свою абсолютную недееспособность. Поэтому той единственной идеей, о которой я говорил, стало духовное сближение с Западом, принятие его ценностей — то есть культа богатства и наживы, стремления к легкой «сладкой» жизни.

Никакими силовыми или, наоборот, экономическими методами изменить складывающуюся ситуацию на тот момент было невозможно. Советское общество последовательно и целенаправленно выбивало все основополагающие подпорки, на которых держалось государство. Это происходило абсолютно во всех сферах — от идеологии до культуры. Перестроечные издания вдруг бросились наперегонки друг с другом публиковать произведения эмигрантской литературы. Поразительно, но роман Владимира Войновича о необычайных приключениях солдата Ивана Чонкина печатался в журнале «Юность», и это преподносилось как эпохальное событие в литературной жизни. Ксерокопии номеров журнала расходились по всем кругам московской интеллигенции, роман обсуждали на литературных диспутах и в компаниях, в библиотеках проводились «круглые столы», творению Войновича посвящали передачи на радио и на телевидении. И никто не вспоминал, никому в голову не приходило, что все содержание романа находится в жесточайшем противоречии с базовыми принципами, на которых строилось советское общество. Теперь это общество стремительно радикализировалось, и вовсе не в сторону поддержки правящей партийной элиты. А элита, в свою очередь, потеряв поддержку в обществе, совершала одну ошибку за другой и вела себя все более и более странно, демонстрируя полнейшую неспособность быть «руководящей и направляющей силой», как было записано в тогдашней конституции.

Установились дружеские отношения с США — что это означает? Выходит, кончилась холодная война? Следовательно, надо жить по-новому, но никто не знает как. Тогда было популярным мнение, что необходимо вернуться во времена НЭПа. Но и здесь никто не мог внятно объяснить — а что же такое этот НЭП, новая экономическая политика большевиков после Гражданской войны и «военного коммунизма»? Как я уже говорил, все тогда читали Ленина, в том числе статьи о НЭПе, но это мало кому помогало. Разве что самые подкованные и искушенные знатоки истории помнили, что в 1920-е годы в Советской России появились коммерческие рестораны, где играли джаз-банды для услады развлекающихся нэпманов. Вот эту схему и стали реализовывать в позднем СССР на первом этапе перехода к так называемой рыночной экономике. Москва в рекордно короткие сроки покрылась густой сетью частных общепитовских заведений, где по вечерам играли, конечно же, не джаз-банды, а чаще всего запрещенные ранее рок-группы и прочие музыкальные коллективы сомнительной репутации. Те, кто в 1990-е будут собирать полные стадионы зрителей на свои концерты, начинали в крошечных кафе-закусочных, именуемых «стекляшками». Москва стала прибежищем непризнанных ансамблей из провинции. Обо всем этом с упоением рассказывали в прессе. Обыватель снова недоумевал — его всегда учили, что «нэпман» — это ругательство, а теперь оказалось, что в нэпманах сосредоточен весь цвет жизни.