Олег Главацкий - Крымский выбор

А в марте-апреле 2014 года мы подготовили первый пакет документов: пояснения, заявления, фотографии, справки о побоях — порезах, гематомах, переломах (пострадавшие, которых мы нашли в первые две-три недели, успели их снять в лабораториях судмедэкспертизы). Одному парню специально проехали легковой машиной по голове, и он долго лежал в коме, его интервью есть в фильме, и виден страшный шов на голове. Все материалы, в соответствии с законом, мы направили по месту совершения преступления — в Черкасскую область, но, естественно, после референдума никто оттуда нам не ответил. Мы выждали еще месяц и имели полное право передать эти документы в Москву, а оттуда — в ЕСПЧ, но тут произошла Одесская трагедия, началась война на Донбассе, и получилось, что все общественное внимание переключилось туда, а наши проблемы, наша боль отошли на второй план.

Но мы продолжали собирать документы и затем передали их Наталье Поклонской в ее бытность Прокурором Республики Крым, а дальше этим делом уже должны были заниматься следователи, которые, насколько мне известно, еще какое-то время проводили опросы и продолжали выяснение обстоятельств трагедии. Где-то материалы так и лежат в прокуратуре, так и не доведенные до ЕСПЧ.

Андрей Чумаченко, юрист, в 2014 году в качестве члена правозащитного комитета «Дело чести» был включен в состав Комитета по защите прав людей, пострадавших от майдана:

— В состав комитета меня пригласил Валерий Евгеньевич Косарев, и я сразу дал свое согласие. Тем более что я отслеживал события, происходящие в Киеве, начиная с ноября 2013 года и, разумеется, имел на их счет свою позицию. Собственно, о произошедшей в ночь с 20 на 21 февраля под Корсунь-Шевченковским в Черкасской области трагедии я тоже узнал от него — до этого о случившемся только циркулировали какие-то неясные слухи, с самого начала ситуация не получила широкой огласки. Валерий Евгеньевич предложил мне фактически стать его заместителем в создающемся комитете — заниматься организационными и юридическими вопросами. Изначально перед нами стояла задача выявить тех, кто пострадал при нападении националистов на автобусы с крымчанами, возвращавшимися из Киева с акций «Антимайдана». Потому что, в силу того что в это время начался развал власти, правоохранительные органы заявления избитых и искалеченных людей игнорировали. Потерпевшие метались между милицией, прокуратурой, СБУ, больницами, искали помощи, но фактически оказались в вакууме.

Первое, что мы сделали — созвали пресс-конференцию, на которой объявили о создании соответствующего Комитета, дали свои контактные телефоны, сообщили о запуске горячей линии и предложили пострадавшим обращаться к нам, направили письма в местные правоохранительные структуры, чтобы они передавали нам данные обратившихся на местах с заявлениями. Также попытались установить всех, кто мог находиться в ту ночь в разгромленных автобусах и сожженных автобусах, и люди, которые были напуганы и ошарашены произошедшим, наконец почувствовали, что к ним хотя бы кто-то проявляет внимание. Заработало и сарафанное радио, начались телефонные звонки, которые мы фиксировали, и пытались оказывать какую-то помощь. И уже в первые две-три недели мы установили около 150 человек, которые ехали в тех автобусах, опросили большинство из них, чтобы выяснить реальную картину случившегося.

Также по нашим обращениям в состав комитета были привлечены сотрудники ФСБ, вошла в него и прокурор Крыма Наталья Поклонская, которая затем вместо себя делегировала своего первого заместителя. Связались мы и Фондом исторической памяти в Москве, где нам предложили содействие в подготовке материалов для последующего обращения в Европейский суд по правам человека и привлечения международного внимания к этому чрезвычайному происшествию. Тем более что трагедия под Корсунь-Шевченковским на тот момент стала первым в современной истории Украины ярким примером проявления массового насилия по национальному и политическому признаку — предвестьем последующей трагедии в Одессе и войны на юго-востоке. Потому что если насилие на майдане расценивалось как противостояние с властными структурами, то под Корсунью это уже был вариант гражданской войны, где основой явилось противостояние людей из одного государства, но по языковому и этническому признаку.

Опрос пострадавших меня поразил тем, что он продемонстрировал, как быстро люди могут стать зверьми и дойти до состояния способности убивать себе подобных. То нападение на автобусы могло закончиться гораздо более плачевно — просто не хватило чуть-чуть накала и какой-то команды, чтобы перейти черту. Иначе вполне реальны были бы десятки, а то и сотни трупов. Среди нападавших вполне можно было по одежде и экипировке определить организаторов, имевших определенный план. Скорее всего, однозначной цели убивать у них не было, но сами совершаемые действия могли привести к убийству. Прямых действий, которые могли бы повлечь однозначно летальный исход, все же мы не установили. Хотя были выстрелы картечью, от одного из которых пострадал водитель, кого-то очень сильно ударили битой, когда людей выгоняли из автобусов, нескольких сильно избили…