Владимир Бушин - Путин и враги народа

Несколько преувеличенной национальной обидчивостью автор наделяет и своих персонажей. Вспомнив службу в армии, он пишет: «Деревенские ребята с Вологодчины и Рязанщины к многонациональной державе относились с улыбчивым недоверием». Это почему же? «А чего вы хотите, если их родные земли официально именовались не Россия, а “Нечерноземье”». Так что, может, у них и в паспортах писали: «Национальность — нечерноземец»? Юрий Михайлович, вы ошибаетесь. Да, слово «нечерноземье» есть, но оно, как и «великоросс», употребляется в особых случаях, например в учебнике почвоведения. А названным областям никто не отказывал считаться частью России. Была когда-то у нас и ЦЧО — центральная черноземная область, и ее в этом смысле никто не обижал.

Дальше читаем, что «великороссов, ставших русскими, объявили сатрапами царизма, черносотенной массой». Кто объявил? По контексту можно подумать, что это официально объявили какие-то государственные высшие инстанции, но назван только Н. Бухарин, который в 1923 году действительно говорил гадости о русских. Но что Бухарин! Русофобы всегда водились в болотах. Вспомните хотя бы известный стишок Джека Алтаузена о Минине и Пожарском:

И что нам 1923 год, когда мы сегодня в 2018-м слышим то же от Людмилы Улицкой и других пифий обоих полов.

Тут же автор пишет, что марксисты не сомневались, что народы скоро сольются в «единый земшарный трудовой коллектив» и что об этом, мол, «горланил Маяковский». Да, великий поэт называл себя горланом-главарем, но лауреату премии Маяковского не следовало бы говорить «горланил». А что касается слияния народов, то, во-первых, никто из серьезных марксистов не говорил, что это произойдет скоро. Во-вторых, задолго до марксистов были люди, мечтавшие об этом. Так, Пушкин с сочувствием писал о Мицкевиче:

Оба великих поэта, кажется, не были марксистами. Но и самому Пушкину народы России «от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая» представлялись определенным единством своего рода — «и гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык». Ну, финны-то ушли, но многие остались.

Здесь и вопрос о праве наций на самоопределение вплоть до отделения. Писатель, как и президент, считает, что это была «мина, заложенная под страну». И она сразу породила ревность: почему одним даровано такое право, а другим нет. Не знаю, где бушевала эта ревность, но хорошо известно, что право это имело весьма серьезное ограничение: во-первых, им могли воспользоваться только те республики, что вполне естественно, которые имели внешнюю границу; во-вторых, население должно быть больше одного миллиона.

Автор пишет, что Сталин в начале «50-х годов хотел вернуться к унитарному государству, но не решился: тяжким грузом давили ленинские заветы». Это не так. Во-первых, чего ж так долго ждал? Тридцать лет! Во-вторых, Сталин и при жизни Ленина порой не соглашался с ним, возражал ему, например по столь важному тогда вопросу, как поражение Красной армии в 1920 году под Варшавой, в котором виноват был не Сталин, а Троцкий и Тухачевский, вину которых, как помним, Путин сваливал на Сталина. А после смерти Ленина Сталин не остановился перед тем, чтобы отменить некоторые его решения о церкви. Это к вопросу о давлении «заветов». А с другой стороны, Сталин добился приема в ООН Украины и Белоруссии, т. е. способствовал еще большей самостоятельности этих двух столь важных членов Союза ССР. Так что более чем сомнительно намерение Сталина вернуться к унитарному устройству царских времен.

И за все годы советской власти ни одна республика не поднимала вопроса о своем выходе из СССР, даже слуха такого не было. Трагедия гибели СССР видится автору так: «Именно по национально-территориальным швам, по «союзным» границам лопнул СССР. Оказалось, игру в «самоопределение вплоть до отделения» никто и не думал забывать».

Странно… Ведь все было на наших глазах. Никто не думал забывать? Да никто и не вспомнил об этом праве! И разорвал страну вовсе не взрыв «заложенной Ленином мины», о которой, повторю, никто и не вспомнил, как о дающей законное право на выход, и ни одно заявление о выходе не было подано в Верховный Совет СССР, ни одно заявление не рассматривалось. СССР не лопнул, а его разорвали, раскромсали, растащили. При полном бездействии центральной власти, армии и КГБ, при трусливом мычании президента Горбачева все делалось в республиках руками националистов. И все — совершенно беззаконно вопреки референдуму 17 марта 1991 года, на котором советский народ решительно (77 %!) заявил о желании жить в СССР, и вопреки Закону № 1409 от 3 апреля 1990 года о порядке выхода. Националисты плевали на все законы, а Горбачев, Крючков, Язов были парализованы укусом ими же вскормленной змеи толерантности.