Эдуард Лимонов - 2017. В терновом венце революций

РПЦ – убыточная отрасль. Она как дотационный регион.

Во-вторых, любое ведомство хочет оттягать себе больше силы, власти, имущества и финансирования.

Что Министерство обороны, что Церковь, что Министерство культуры, например.

Вообще-то, правительство должно бы вмешаться в спор питерской общественности с РПЦ. Для того оно и правительство. Вообще-то, правительство должно бы занять твёрдую позицию по Исаакию.

Собор строился на церковные деньги?

Нет, Исаакиевский собор строился с 1818 по 1858 года на деньги государства, как сейчас модно говорить «на деньги налогоплательщиков», построил его французский архитектор Огюст Монферран, которому также платило государство.

Кто строил Исаакиевский собор? Монахи, послушники, священники, дьяконы?

Нет. Строили крепостные крестьяне. Согнали их 400 000 на строительство. Одна четвёртая часть погибли, то есть около ста тысяч человек. Среди этих ста тысяч числятся и 60 мастеров, умерших от отравления парами ртути в процессе золочения куполов Исаакия.

Так что Исаакиевский собор ещё и наша национальная трагедия.

Кремль кому принадлежит? (В Кремле множество церквей между тем.) А Красная площадь кому принадлежит?

Вот ему же – государству, и должен принадлежать Исаакий – объект культуры государственного значения.

Как Красная площадь и Кремль.

Бывший прокурор Крыма и депутат, тоненькая девушка-тростиночка, подаёт в суд на режиссёра фильма «Матильда», защищая честь «святого императора Николая Второго».

Бывшая прокурор, она мне с 2014 года нравилась.

К тому же, я всегда присматривался и присматриваюсь к прокурорам и прокурорским лицам. Они меня интригуют.

Я наблюдаю их с самого зелёного детства. Начиная с самого того момента, когда в незапамятном ещё 1950, что ли, году, на лестничной площадке с нами жили отец и сын прокуроры. Фамилия их была Позины.

Так вот Позины, сына звали Валерий, два больших, в голубых шинелях до пят, отправлялись рано утром на службу, громоздкие, с портфелями, опять же, повторяю, в голубых шинелях, это важно – такая у них была форма, задолго до того, (был такой момент в истории СССР), когда всех офицеров Советской Армии одели в голубые.

Так вот, Позины держались особняком, их боялись и с ними не разговаривали, с военными прокурорами, и они с нами не разговаривали, словно между нами и ими был прозрачный колпак из плексигласа.

Женщина их, мать младшего и жена старшего, тоже держалась особняком, провожала их в дверь и тотчас пряталась в квартире. В отличии от нас (у нормальных офицерских семей были у каждой семьи – комната, у них была квартира). Так они и жили в своей черте оседлости остракизма. «Особисты», – угрюмо говорили им вслед наши соседи, – обыкновенные офицеры Советской Армии. Когда в центре города отстроили дома, Позины быстро исчезли от нас, переселились в центр.

Они уж давно умерли, там, на Украине, в городе Харькове, так я думаю.

Прокуроры, я уже тогда заметил, – особые люди. Гордые, высокомерные, они пользовались в советском обществе репутацией недосягаемых и неприкасаемых. Простые смертные, мы испытывали к ним чувство, которое я бы назвал благоговейный ужас.

Такой же ужас вызывали, я предполагаю, в средневековье, палачи. Ну там, красная рубаха, кажется, им доставались вещи казнённого. Гумилёв писал «…в красной рубахе, с лицом как вымя /Голову срубит палач и мне…» и всё такое прочее.

В буржуазной России (в ней мы живём с вами с 1991 года) прокурорской братии не удалось избавиться от ореола благоговейного ужаса.

Они и внешне поразительны, вы присмотритесь только!

Некоторые неестественно бледны, неестественно худы как кащеи, кто-то кособок, у других выпирает кадык. А есть и непомерно тучные. Одни в глаза окружающим стараются не смотреть. Проскальзывают тенями. Другие же высокомерно шествуют, всех нас презирая.

Если мелкие прокуроры имеют право продлить тебе срок содержания под стражей на пару месяцев, то замгенпрокурора до года, а сам генеральный прокурор на целых два года.

Почувствуйте, что называется, разницу, два года ещё до суда. И потрепещите немного, как обвиняемые трепещут.

Семерых нацболов за мирную оккупацию Министерства экономического развития в Тверском суде прокурорил прокурор Цвигун. Я помню его – человек демонстративно читал газеты на заседаниях суда, и на меня всё поглядывал, сидящего в зале. Позднее из газет я узнал, что он предлагал арестовать меня прямо в зале суда.