Себастьян Хаффнер - Некто Гитлер - Политика преступления

В целом использование и дозирование террора в первые шесть лет правления – сперва нагнетание страха совершенно дикими угрозами, потом жестокие, но явно отстающие от угроз акции террора, после чего постепенный и повсеместный переход к почти нормальному существованию на фоне замалчиваемого, старательно не замечаемого террора – следует признать мастерским социально-психологическим достижением Гитлера. Благодаря применению дозированного террора неприязненно или критически настроенные по отношению к режиму люди – повторимся, в 1933 году их было большинство – получили правильную порцию страха, не загоняющую их в отчаянное сопротивление и, что гораздо важнее, позволяющую с легким сердцем признать достижения режима.

Среди положительных достижений Гитлера на первом месте стоит (заслоняя все прочие достижения) то, что можно назвать его экономическим чудом. Такого выражения тогда еще не существовало; оно было впервые применено к невероятно быстрому восстановлению хозяйства Западной Германии после Второй мировой войны в эру Эрхарда [40]. Но в гораздо большей степени оно может быть применено к тому, что произошло в экономике Германии во второй половине тридцатых при Гитлере. Тогда ощущение того, что произошло чудо, было глубже и сильнее, и человек, который совершил это чудо, звался Адольф Гитлер, значит, он и был чудотворец.

В январе 1933 года, когда Гитлер стал рейхсканцлером, в Германии было шесть миллионов безработных. Спустя три коротких года в Германии была полная занятость, ни одного безработного. Вопиющая нужда и массовая бедность сменились всеобщим, да, скромным, да, невеликим, но благосостоянием. И что не менее важно: на место безнадеги и беспомощности пришла уверенность в завтрашнем дне, пришла стабильность. И что еще удивительнее, переход от депрессии к экономическому расцвету произошел без инфляции, с сохранением твердых цен и зарплат. Позднее это не удалось даже Людвигу Эрхарду.

Невозможно себе представить с каким радостным потрясением реагировали немцы на это чудо, в особенности рабочий класс, после 1933 года стройными рядами маршировавший к Гитлеру из СДПГ и КПГ. Это настроение стало массовым в Германии 1936–1938 годов, оно ставило любого противника Гитлера в разряд параноидальных, вечно брюзжащих сутяг. «Человек может ошибаться, но это он дал нам работу и хлеб», – вот миллионный голос прежних выборщиков СДПГ и КПГ в эти годы, составлявших в 1933 году основную массу противников Гитлера.

Было ли экономическое чудо тридцатых годов действительно достижением Гитлера? Приходится, несмотря на все мыслимые возражения, ответить утвердительно. Разумеется, Гитлер был полным профаном в экономической и политэкономической областях; в отдельных случаях, благодаря которым чудо покатилось по рельсам, маршрут вырабатывался по большей части не им; в особенности это касается решающего смелого трюка с финансированием, который, вне всякого сомнения, был делом рук гитлеровского «финансового волшебника» Ялмара Шахта [41]. Но ведь это же Гитлер привлек Шахта к экономической работе – сначала во главе Рейхсбанка, потом во главе министерства экономики. И это Гитлер вынул из долгого ящика все планы резкого подзавода экономики, которые существовали до него, но по всем возможным, главным образом финансовым, причинам не приводились в действие, а Гитлер рискнул привести в действие всё – от «налоговых квитанций» до «векселей MEFO» [42], от всеобщей трудовой повинности до автобанов. Нет, он не был политэкономом, ни в коем случае, и он даже представить себе не мог, что на обходном пути через экономический кризис, решая задачу всеобщей занятости, сможет достичь такой мощи. Экономические задачи он и не собирался решать; в его планах и политических построениях до 1933 года экономика едва ли играет хоть сколько-нибудь значительную роль, но ему хватило политического инстинкта, для того чтобы почувствовать: сейчас пока что главную роль играет именно экономика; и неожиданным образом ему хватило политэкономического инстинкта, для того чтобы, в отличие от несчастного Брюнинга [43], почуять: экономический рост пока что важнее финансовой и монетарной стабильности.

Кроме того, конечно, в отличие от своих предшественников, он обладал той властью, которая могла силой поддерживать по меньшей мере видимость монетарной стабильности. Ибо и эти темные стороны гитлеровского экономического чуда не должны остаться в тени. Поскольку оно разворачивалось на фоне продолжающейся Великой депрессии и Германия именно на этом фоне превращалась в островок пусть и скромного, но благосостояния, требовалось отрезать немецкую экономику от внешнего мира, а поскольку финансовые вливания имели инфляционные тенденции, требовалось насильственным способом удерживать и цены, и зарплаты. Для диктаторского режима, с концлагерями на заднем плане, и то и другое было осуществимо: Гитлер мог не обращать внимание ни на союзы предпринимателей, ни на профсоюзы; и тех и других он загнал в «Немецкий трудовой фронт», чем и обессилил. Он мог посадить в концлагерь любого предпринимателя, у которого появятся зарубежные экономические связи или желание повысить цену на тот или иной товар. В тот же концлагерь могли отправиться и рабочие, требующие повышения зарплаты и грозящие забастовкой. Так что будем справедливы: назовем экономическое чудо тридцатых годов делом Гитлера; и из той же справедливости будем последовательны: не забудем, каким мощным подспорьем для этого чудотворца оказались концлагеря.