Фридрих Энгельс - Положение рабочего класса в Англии. По собственным наблюдениям и достоверным источникам

«Нравственность нелегко определить в цифрах, но если верить моим собственным наблюдениям и мнению всех тех, с кем мне приходилось говорить об этом, а также общему впечатлению от всех полученных мной показаний, то складывается в высшей степени печальная картина влияния фабричной жизни на нравственность молодёжи женского пола».

Само собой понятно, что фабричное рабство в такой же мере, как и всякое другое, если не больше, даёт хозяину jus primae noctis [право первой ночи. Ред .]. И в этом отношении фабрикант является господином над телом и прелестями своих работниц. Увольнение есть достаточная угроза для того, чтобы в девяти случаях из десяти, если не во всех девяносто девяти из ста, сломить всякое сопротивление девушки, которая и без того не очень–то дорожит своим целомудрием. Если фабрикант в достаточной мере низок, — а отчёт комиссии сообщает о многих таких случаях, — то его фабрика является в то же время и его гаремом; и если не все фабриканты пользуются этим правом, то положение девушек по существу от этого не меняется. В начальную пору фабричной промышленности, когда фабриканты в своём большинстве были выскочками без образования и не считались с лицемерными нравами общества, они преспокойно пользовались своим «благоприобретенным» правом.

Чтобы правильно оценить последствия фабричного труда для физического состояния женщин, необходимо прежде всего познакомиться с трудом детей, а также с различными видами самого труда. Дети нашли применение на фабриках с самого возникновения современной промышленности: сначала вследствие небольших — позже увеличенных — размеров машин, на них работали почти исключительно дети, причём набирались они главным образом из приютов, и фабриканты нанимали их гуртом в качестве «учеников» на долгие годы. Дети получали общий стол, жильё и одежду и были, разумеется, полнейшими рабами своего хозяина, который обращался с ними с величайшей жестокостью и варварством. Уже в 1796 г. негодование, вызванное в общественном мнении этой возмутительной системой, было столь энергично выражено д-ром Персивалом и сэром Р. Пилем (хлопчатобумажным фабрикантом, отцом теперешнего министра), что парламент в 1802 г. принял закон об учениках, прекративший самые вопиющие злоупотребления. С течением времени вступила в силу конкуренция свободных рабочих, которая вытеснила систему ученичества. Постепенно фабрики начали всё чаще строить в городах, машины приобрели большие размеры, помещения стали лучше проветриваться и содержаться; вместе с тем постепенно появлялось всё больше работы для взрослых и для подростков, относительное число занятых на фабриках детей поэтому несколько уменьшилось, и возраст, когда они начинали работать, несколько повысился. Теперь реже стали брать на работу детей моложе 8-9 лет. Как мы увидим ниже, законодательной власти впоследствии не раз приходилось брать на себя защиту детей от алчности буржуазии.

Высокая смертность среди детей рабочих, и особенно фабричных рабочих, есть достаточное доказательство тех нездоровых условий, в которых они проводят свои ранние годы. Те же причины влияют и на детей, которые остаются в живых, хотя, конечно, не в такой сильной мере, как они действуют на тех, кого доводят до гибели. В самых благоприятных случаях эти причины влекут за собой только предрасположение к какому–нибудь заболеванию или задержку в развитии, а следовательно и меньшую физическую силу, чем у нормального ребёнка. Девятилетний ребёнок фабричного рабочего, который вырос в нужде и всевозможных лишениях, в сырости и холоде, всегда был недостаточно тепло одет и жил в скверном жилище, обладает далеко не той работоспособностью, какой обладает ребёнок, выросший в более здоровых условиях. С девяти лет его отправляют на фабрику, где он работает ежедневно 6½ часов (прежде он работал 8, а ещё раньше 12-14 и даже 16 часов) до тринадцатилетнего возраста, а с этого времени до восемнадцати лет — 12 часов. Причины, неблагоприятно действующие на его организм, не прекращаются, а работы становится больше. Можно допустить, что девятилетний ребёнок, даже если это ребёнок рабочего, может выдержать ежедневную работу в 6½ часов без того, чтобы вред от такой работы для его организма был заметным и ощутимым; но уж во всяком случае пребывание в удушливой, сырой, часто к тому же и жаркой фабричной атмосфере благоприятно влиять на здоровье не может. И при всех обстоятельствах непростительно, чтобы то время, которое должно было бы посвящаться исключительно, физическому и духовному воспитанию детей, приносилось в жертву алчности бесчувственной буржуазии: детей лишают школы и чистого воздуха, чтобы выжимать из них прибыль для господ фабрикантов. Правда, буржуазия на это отвечает: если мы не будем занимать детей на фабриках, они всё равно останутся в условиях, неблагоприятных для их развития. В общем это верно, но что же это значит, если вдуматься как следует? Это значит, что буржуазия сначала ставит детей рабочих в скверные условия, а затем ещё использует эти скверные условия для своей же выгоды! Она ссылается в своё оправдание на положение, которое в такой же мере является делом её рук, как и вся фабричная система; она оправдывает своё сегодняшнее преступление тем преступлением, которое совершила вчера. И если бы фабричное законодательство хоть до некоторой степени не связывало им рук, как бы отстаивали интересы рабочих эти «благожелательные», «гуманные» буржуа, которые и фабрики–то свои построили, мол, исключительно ради блага рабочих! Послушаем, что делалось на фабриках, когда фабричный инспектор ещё не стоял у фабрикантов над душой. Пусть изобличит их свидетельство, авторитет которого они сами признают, — отчёт фабричной комиссии 1833 года.