Джеймс Скотт - Анархия? Нет, но да!

Я полагаю, не будет преувеличением рассматривать три минувших века в качестве торжества стандартизации и вытеснения прежних порядков всеобщим захватом и контролем. Вполне логично, что этот триумф шел рука об руку с появлением крупномасштабных иерархических организаций, среди которых государство — это всего лишь один, хоть и самый яркий пример.

Список утраченного ужасает, и здесь я только начинаю перечислять то, что мы потеряли (приглашаю читателей продолжить этот список, если у них возникнет желание). Итак, стандартные национальные языки заменили собой местные диалекты. Частное товарное земледелие уступило сложному севообороту. На смену более старым районам и кварталам, построенным безо всякого плана, пришли аккуратно распланированные. Крупные фабрики и сельхозпредприятия сменили производивших разнообразную продукцию ремесленников и мелких фермеров. Бесчисленные местные обычаи присвоения имён канули в лету, а вместо них появились стандартные практики наименования и идентификации. Общегосударственное законодательство заменило собой местное право и традиции. Масштабные системы ирригации и электроснабжения пришли на смену примитивному орошению и сбору топлива в округе. Всё, что могло сопротивляться контролю и захвату, ушло, освободив место тому, что облегчает иерархическую координацию.

Совершенно очевидно, что в определённых случаях современные тотальные методы принудительной координации могут стать самым эффективным, целесообразным и удовлетворительным решением. Исследования космоса, планирование обширных транспортных сетей, производство самолётов и другие крупномасштабные направления требуют привлечения огромных организаций под управлением небольшого числа специалистов, которые будут дотошно, до мелочей координировать их деятельность. Для контроля над распространением эпидемических заболеваний или загрязнением тоже нужен центр, укомплектованный специалистами, которые получают и обрабатывают стандартную информацию из сотен источников.

Однако такие методы перестают действовать и часто приводят к катастрофам, когда встречают на своём пути упрямую природу, понять которую едва ли в силах, или наталкиваются на упрямство природы человеческой, сложность которой тоже едва ли смогут уразуметь.

Типичным примером этому является неудача «научного» лесоводства, изобретенного в немецких землях в конце XVIII столетия, или некоторые формы плантационного сельского хозяйства. Желая увеличить прибыль от продажи дров и деловой древесины с единицы площади, родоначальники новой науки утверждали, что, в зависимости от почвы, максимальный объём древесины с гектара даёт либо норвежская ель, либо шотландская сосна. С этой целью они вырубили смешанные леса и посадили деревья одного вида в одно и то же время и ровными рядами, как овощи на грядках. Они стремились вырастить лес, который легко было проверять, можно было рубить в любое нужное время и получать одинаковые брёвна из стандартных деревьев (der Normalbaum). Некоторое время — почти целое столетие — эта система работала прекрасно, но затем рассыпалась. Оказалось, что первые посадки процветали за счёт ресурсов почвы, накопленных смешанным лесом, на месте которого они теперь росли и не восполняли эти ресурсы. Прежде всего, лес, состоявший из деревьев одного вида, был прекрасным местом для питания паразитов, жуков и болезней, которые атаковали шотландскую сосну или норвежскую ель. Лес, состоявший из деревьев одного возраста, также оказался более уязвим перед воздействием бурь и ураганов. Стремясь упростить лес и сделать его единой производственной территорией, приверженцы «научного лесоводства» радикально снизили его видовое разнообразие. Нехватка последнего в этом ущербном лесу ощущалась на всех уровнях: там было мало видов насекомых, птиц, млекопитающих, лишайников, мхов, грибов и растительности в целом. Планировщики создали зеленую пустыню, и природа нанесла ответный удар.

Спустя столетие с небольшим преемники создателей «научного» лесоводства, в свою очередь, превратили термины «смерть леса» (Waldsterben) и «восстановительное лесоводство» в синонимы (рис. 2.1).

Генри Форд, воодушевленный успехом форда-Т и свалившимся на него невообразимым богатством, столкнулся с подобной проблемой, когда попытался перевести свой успех в автомобилестроении в выращивание каучуковых деревьев в тропиках. Он купил расположенный рядом с притоком Амазонки земельный участок размером со штат Коннектикут и принялся создавать Фордландию.