Иосиф Сталин - Полное собрание сочинений. Том 10

Но какое отношение имеет этот вопрос к обсуждаемому вопросу о нарушении партдисциплины Зиновьевым и Троцким? Для чего Зиновьев, обходя обсуждаемый вопрос, возвращается к воспоминаниям марта 1917 года? Неужели он забыл о своих собственных ошибках, о своей борьбе с Лениным и своей особой платформе против партии Ленина в августе, в сентябре, октябре, ноябре 1917 года? Или, может быть, Зиновьев думает воспоминаниями из прошлого отодвинуть на задний план обсуждаемый ныне вопрос о нарушении партдисциплины Зиновьевым и Троцким? Нет, этот фокус Зиновьеву не удастся.

Второе. Зиновьев привёл, далее, цитату из моего письма к нему летом 1923 года, за несколько месяцев до германской революции 1923 года. Я не помню истории этого письма. Копии этого письма я не имею и не могу поэтому с уверенностью сказать, что Зиновьев цитировал его правильно. Я писал его, кажется, в конце июля или в начале августа 1923 года. Но я должен сказать, что это письмо безусловно правильное с начала до конца. Ссылаясь на это письмо, Зиновьев, видимо, хочет сказать, что я относился вообще скептически к германской революции 1923 года. Это, конечно, вздор.

В письме затрагивался прежде всего вопрос о немедленном взятии власти коммунистами. В июле или в начале августа 1923 года в Германии не было еще того глубокого революционного кризиса, который поднимает миллионные массы на ноги, разоблачает соглашательство социал-демократии, дезорганизует вконец буржуазию и ставит вопрос о немедленном взятии коммунистами власти. Естественно, что в обстановке июля — августа не могло быть речи о немедленномвзятии власти коммунистами в Германии, имевшими к тому же меньшинство врядах рабочего класса.

Правильна ли такая позиция? Я думаю, что правильна. На этой же позиции стояло тогда Политбюро.

Второй вопрос, затронутый в письме, касается демонстрации коммунистических рабочих в момент, когда вооружённые фашисты старались спровоцировать коммунистов на преждевременное выступление. Я стоял тогда за то, чтобы коммунисты не поддавались провокации. И не только я, но и всё Политбюро разделяло эту позицию.

Но через два месяца обстановка в Германии меняется круто в сторону обострения революционного кризиса. Пуанкарэ предпринимает военное наступление на Германию; финансовый кризис в Германии принимает катастрофический характер; в недрах германского правительства начинается развал и министерская чехарда; волна революции поднимается, взрывая социал-демократию; начинается массовая перебежка рабочих от социал-демократии к коммунистам; вопрос о взятии власти коммунистами становится на очередь дня. В этой обстановке я, как и другие члены комиссии Коминтерна, стоял решительно и определенно за немедленное взятие власти коммунистами.

Известно, что созданная тогда германская комиссия Коминтерна в составе Зиновьева, Бухарина, Сталина, Троцкого, Радека и ряда немецких товарищей имела ряд конкретных решений о прямой помощи германским товарищам в деле захвата власти.

Были ли в это время члены этой комиссии во всём солидарны между собою? Нет, не были. Разногласия шли тогда по вопросу об организации Советов в Германии. Я и Бухарин утверждали, что фабзавкомы не могут заменить Советов, и предлагали немедленную организацию пролетарских Советов в Германии. Троцкий и Радек, а также некоторые германские товарищи стояли против организации Советов, полагая, что фабзавкомов будет достаточно для взятия власти. Зиновьев колебался между этими двумя группами.

Заметьте, товарищи, речь шла тогда не о Китае, где имеется всего несколько миллионов пролетариев, а о Германии, высокопромышленной стране, где имелось тогда около 15 миллионов пролетариев.

Чем кончились тогда эти разногласия? Тем, что Зиновьев перебежал на сторону Троцкого и Радека, и вопрос о Советах был решен отрицательно.

Правда, Зиновьев потом каялся в этих своих грехах. Но это не устраняет того факта, что Зиновьев стоял тогда на правом, оппортунистическом фланге в одном из основных вопросов германской революции, а Бухарин и Сталин стояли на революционном, коммунистическом фланге. Вот что говорил об этом потом Зиновьев:

“В вопросе о Советах (в Германии. И. Ст.) мы совершили ошибку в том, что уступили Троцкому и Радеку. Каждый раз, когда в этих вопросах уступают, убеждаешься, что совершаешь ошибку. Рабочие Советы тогда нельзя было создавать, но это было пробным камнем для обнаружения того, является ли установка социал-демократической или коммунистической. Мы не должны были уступать в данном вопросе. Уступка была ошибкой с нашей стороны. Так, товарищи, обстоит это дело” (стенограмма 5-го заседания Президиума ИККИ с представителями КП Германии 19 января 1924 г., стр. 70).