Владимир Ларионов - Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность

Главным фактором процветания и прогресса государства во всех сферах должна быть национальная идея. Государство призвано пестовать лучшие черты народа, создавать такие условия жизни, когда эти черты могут беспрепятственно раскрываться. Именно этой цели и должна служить власть, а не исполнению материальных прихотей той немногочисленной части народа, сплотившейся в некое сообщество через специфические механизмы фильтрации нравственно худших представителей социума, которые ныне, по недоразумению, служат инструментом выделения элиты, оказавшейся у кормила государственного корабля.

Подробнее об этом вы сможете прочитать в заключительной главе данной книги.

Первая государственная власть, по мнению испанского мыслителя Ортеги-и-Гасета, рождается в обществе именно в тот момент, когда религиозно оформляются его представления о мире. Именно тогда и только тогда появляется первый постоянный авторитет и первая постоянная государственная функция в виде управляющего «священнофункциями», т. е. царя-жреца, верховного понтифика. Такой правитель действительно является царем милостью Божией, а не в силу особых физических и интеллектуальных заслуг. Он избран свыше, а не многомятежным выбором от «человеков». «Первоначальная легитимность, прототипная, единственная, компактная, насыщенная, всегда принадлежала у всех народов Царю по милости Божией. В чистом виде другой нет», — свидетельствовал Ортега-и-Гасет. Он же подчеркивал, что «монархическая лигитимность первородна, образцова и прототипна. Поэтому она единственная является первоначальной, и в скрытом виде она продолжает присутствовать под всеми другими формами».

Полная и безоговорочная легитимность власти — это всегда и только монархия. В определенном роде, в своем максимально возможном «чистом химическом виде» она была воплощена в державе Русских Царей. Лучшие русские умы прекрасно отдавали себе отчет, что сколь бы несовершенной ни казалась порой монархическая власть в России, особенно после утраты характерных традиционных черт времен Московских Царей и заимствований с Запада в период Империи, все равно, в случае ее устранения, рухнут абсолютно все общественные устои.

В итоге рухнула сама Россия. Канули в небытие и простые человеческие понятия о добре и зле.

Нельзя сказать, что все происходило в одночасье, явившись лишь следствием коварного заговора жидомасонов, хотя и отрицать его, в свете многочисленных опубликованных документов, глупо.

Священные понятия о Троне и алтарях стали привычкой и у нас, и у европейцев. Эти формулы перестали восприниматься серьезно. Для подавляющей массы населения они уже не несли в себе никакого священного смысла. В условиях мирного времени с ними мирились как со старой мебелью, которую когда-то, постепенно, нужно будет менять на новую. Но в условиях мирового кризиса, а именно мировой войны 1914–1918 годов, эти формулы были подвергнуты огненному испытанию на прочность. В итоге именно народные массы и не выдержали этого испытания. Ценности самодержавия, святыни веры окончательно потеряли для масс свою привлекательность. Но парадокс состоит в том, что в общеевропейском масштабе первыми от этих ценностей отшатнулась аристократия. Отшатнулась и потеряла свою абсолютную ценность в глазах самих монарших особ и их многочисленных династических родственников, равно как и всякий авторитет в широких народных слоях. Народ интуитивно почувствовал внутреннюю неуверенность буквально зависшей в социальном вакууме верховной власти в своей истинной легитимности перед лицом истории в период величайших катастроф и позволил пасть венцам в пыль. Это не значит, что в народах полностью иссякла вера в монархию как высший символ или иссякла до конца вера в Бога. Просто на Тронах народ вдруг не обнаружил тех, кто, так же как он, безоговорочно верил этому символу и полноценно олицетворял его.

Если же говорить о России, то трагедия нашего последнего Государя состояла в том, что он-то как раз был «последним из могикан», кто не только верил в символ самодержавия, но и максимально воплощал в себе священный архетип истинно христианского монарха. Однако, по словам архимандрита Константина (Зайцева), автора многочисленных трудов, посвященных пореволюционной России, наступали времена, когда идеал «Святой Руси» потерял свою привлекательность для высших и средних слоев общества, а сама Святая Русь к концу 1917 года буквально «скукожилась» до границ чуть ли не Царской семьи и их верных слуг.