Василий Бутурлинов - О советско-китайской границе - Правда и пекинские вымыслы

Тогда не было пограничных конфликтов и споров, которые препятствовали бы дружбе и сотрудничеству советского и китайского народов. На всем огромном протяжении границы между двумя странами царили мир и взаимное уважение, крепли дружба и соседские отношения приграничных областей и провинций. «Укрепление сплоченности с Советским Союзом и со всеми социалистическими странами, — заявил председатель Государственного совета КНР Чжоу Эньлай на сессии Всекитайского собрания народных представителей в апреле 1959 г., — таков основной курс нашей страны». Так было в первое десятилетие существования КНР.

Китайские коммунисты-интернационалисты и до победы революции 1949 г., и в первые 10 лет существования КНР проводили большую работу по воспитанию членов КПК и китайских трудящихся в духе верности идеям Октября, братской дружбы народов Китая и Советского Союза. Так, в обращении I Всекитайского съезда Советов в ноябре 1931 г. «Всем эксплуатируемым массам и революционным солдатам Китая» говорилось: «Японский империализм мобилизует свои силы в Маньчжурии для массового убийства китайского народа. Он ведет вооруженные белогвардейские отряды и отряды бандитов с целью разрушения КВЖД, чтобы спровоцировать Советский Союз. Он подготовляет вторжение в Советский Союз… Съезд призывает рабочих, крестьян и эксплуатируемые массы всей страны с оружием в руках защищать Советский Союз, бороться против насильственной оккупации Маньчжурии…» Во время восстания в одной из гоминьдановских дивизий в 1928 г. руководители выступления Пын Дэхуай, Хуан Гунлюэ и Тон Дайюань, формулируя задачи будущего 5-го корпуса Красной Армии, записали, что он должен «защищать СССР, иметь союз с бедняками и угнетенными нациями, бороться с империалистами». Такой же политики придерживались китайские коммунисты и в первые годы после создания КНР. Но в партии активно действовали националистические элементы и их лидер Мао Цзэдун. Он не только состоял в партии, он был ее официальным руководителем, наставником, идеологом, но имел далеко не марксистские взгляды как на социалистическую ориентацию страны, так и на вопросы взаимоотношений с соседними странами, в том числе и с Советским Союзом.

Мао Цзэдун никогда не был марксистом. В молодые годы он приобщился к популярному в то время течению среди китайской молодежи — поисков путей освобождения полуколониального, полуфеодального Китая от иностранной зависимости и возрождения страны на основе китаецентристских догм. Он страстно желал власти в стране. Ему импонировали сильные, по его мнению, личности из истории Китая, такие, как император Цинь Шихуан, Лю Бан, которые когда-то на крови соотечественников пришли к власти и сделали Китай по тому времени сильным государством, имевшим большое внешнее влияние.

После первой мировой войны в Китае поднялось массовое движение демократически настроенной молодежи за новый путь развития, за борьбу против господства империалистических держав в стране. В это время в России совершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, идеи которой нашли благоприятный отклик и в Китае. Тогда-то Мао и приобщился к коммунистическому движению, хотя идеалы коммунизма были чужды ему. Все его «увлечение» социализмом ограничивалось сугубо утилитарным подходом, стремлением к использованию возможностей социалистического движения для решения задач, несовместимых с подлинным социализмом. Его цели лежали в другой плоскости — они носили великодержавно-шовинистический характер.

Мао Цзэдун уже в первой половине 50-х годов устранился от руководства экономическим строительством, сосредоточив, как тогда писали, свое внимание на идеологическои работе. Время показало, что, в то время как другие руководители создавали основы социалистического базиса нового Китая, Мао за кулисами готовил переворот, который принял потом форму пресловутой «культурной революции».

С середины 50-х годов некоторые китайские руководители стали подыгрывать националистическим настроениям Мао Цзэдуна. Они, как и Мао, понимали, что на их великодержавно-гегемонистическом пути к мировому господству стоит и будет стоять крепнувшее социалистическое содружество во главе с Советским Союзом. И Мао стал организовывать борьбу против Советской страны.

Открытые выступления антисоветского характера начались уже в 1956–1957 гг. С великодержавно-шовинистическими, великоханьскими призывами тогда выступили буржуазные правые элементы. Но выступали они на страницах центральной и провинциальной печати — органах КПК. Причем руководство КПК длительное время воздерживалось от разоблачения клеветнических выступлений правых. С начала мая и до середины июня 1957 г. правым была предоставлена трибуна для широкой пропаганды своих взглядов на страницах печати, на митингах, по радио. Руководство КПК под предлогом готовности заслушать мнение масс о деятельности КПК фактически поощряло правых к выступлениям. С этой целью был пущен в оборот лозунг «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Антисоветская направленность этих выступлений наглядно отражается в следующих примерах. Орган провинциального комитета КПК соседней с СССР провинции Хэйлунцзян — газета «Хэйлунцзян жибао» широко цитировала заявления некоего Цзинь Юйхая, призывавшего к «возвращению земель, захваченных Советским Союзом», к борьбе против СССР до последней капли крови под лозунгом «мести». «Если бы сейчас передо мной стоял советский человек и американец, — заявлял этот озверевший антисоветчик, — и у меня был бы всего один патрон, то я, вне всякого сомнения, застрелил бы советского человека». В другой газете, уже в Центральном Китае, — «Чанцзян жибао» — некий Чжун Юйвэнь проводил мысль, что «Владивосток и Монголия — китайские территории». И все это в условиях, когда официальные руководители партии и страны заверяли советских людей в вечной и нерушимой дружбе. Из-за попустительства китайских властей (а может быть, и по плану сторонников Мао) правые начали переходить к прямым провокациям против советских людей в Китае, издавали массовыми тиражами сборники с антисоветскими высказываниями. Официально, для виду их покритиковали, но выдвинутые правыми территориальные претензии к СССР руководители КПК не отвергали ни в какой форме. Так было положено начало разрушению сложившихся добрососедских отношений.