Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2009г (v1.19)

Государству пришлось вмешаться, поскольку в ином случае необходимо было бы закрывать уже не предприятия, а весь город. За который, кстати, отвечают уже не хозяева заводов, а правительство. Куда девать население, непонятно, поскольку ни другого жилья, ни другой работы в условиях кризиса все равно нет.

Паника, поднятая либеральной прессой (и, по-видимому, либеральным крылом самого правительства), тоже достигла определенного эффекта. Вместо того чтобы решить вопрос стратегически, вернув заводы государству, правительство ограничилось сиюминутным единовременным решением. Приехав в Пикалево, премьер Путин принудил владельцев заводов выплатить долги рабочим и принять меры, чтобы запустить остановившиеся предприятия, намекая, что в противном случае власти сделают это сами. Иными словами, процессу национализации хода не дали, но использовали соответствующий законопроект как угрозу, с помощью которой можно надавить на собственников. За это, разумеется, Путина наградили титулом лучшего антикризисного управляющего. Но не факт, что сегодняшняя победа не обернется для премьера завтра новой головной болью.

Причины, по которым заводы в Пикалево встали, не могут быть устранены поездкой премьер-министра, а главе правительства не хватит никаких сил и времени, чтобы лично разруливать каждый локальный кризис, которых уже назревают сотни, а будет в ближайшее время еще больше.

Неспособность частного бизнеса решить проблемы кризиса является системной проблемой. Суть дела в том, что в условиях затяжного спада значительная часть промышленного производства становится нерентабельной в принципе, причем не имеет никакого значения ни эффективность управления, ни качество производимого товара, ни даже его себестоимость. У потребителей денег нет, и в этой ситуации совершенно не важно, хорошо или плохо работает продавец. Требовать от бизнеса, чтобы он годами работал себе в убыток, бессмысленно. Закрывать предприятия - значит смириться с уничтожением уже не отдельных индустриальных объектов, а экономики как таковой. Кое-кто, может быть, и порадуется окончательному уничтожению промышленности, надеясь, что на смену ей придут «постиндустриальные» формы бизнеса. Но придется их огорчить: постиндустриальный сектор разрушается даже быстрее, чем индустриальный, и, как мы видим на Западе, тоже переходит под контроль правительств.

Промышленные объекты в такой ситуации нуждаются в таком хозяине, который мог бы позволить себе работать в убыток несколько лет подряд, а потом еще и инвестировать средства в модернизацию, реструктурирование и перепрофилирование объектов. Таким хозяином может быть только государство.

Вопрос о национализации не решен, но поставлен. Каковы политические, социальные и психологические последствия этого? Они окажутся несравненно более значительными, чем можно было бы подумать, учитывая масштабы небольшого города в Ленинградской области, где все это началось.

Прежде всего, понятно, что вопрос национализации назрел, но принятие необходимого решения сопряжено с острой политической борьбой в обществе и, что гораздо важнее, внутри самого правительства. Вообще, приходится признать, что единственно значимая в сегодняшней России политическая борьба идет внутри правительства. Отсюда, однако, не следует, будто общество не может и не должно в эту борьбу вмешиваться. Как раз наоборот. От общественного движения зависит то, какие силы в правительстве будут определять курс и в чью пользу изменится соотношение сил.

Либералы были правы, подозревая, что закон о пикалевской национализации мог стать прецедентом для десятков других городов и областей, где сложилась сходная ситуация. В России хоть и нет прецедентного права, но есть прецедентное мышление. Раз это можно было сделать один раз, почему не в другой раз и не в другом месте?

Прецедент национализации в итоге не был создан, но зато возник другой, куда более опасный для власти прецедент. Можно теперь ожидать и требовать вмешательства правительства на самом высшем уровне для разрешения локального кризиса, который вообще-то должен решаться автоматически, по единому алгоритму. Во-вторых, единовременные решения, игнорирующие стратегическое развитие ситуации, гарантируют непременное повторение кризиса, ответственность за которое будет нести высшая власть. Иными словами, то, что сейчас подается как пример эффективного «антикризисного управления», может быть завтра представлено в качестве доказательства неэффективности. А власти придется сталкиваться с новыми и новыми требованиями.