Лев Троцкий - История русской революции, т. 1

Глубокое своеобразие нашей политической обстановки, приведшее к победоносной Октябрьской революции до начала революции в Европе, было заложено в особенностях соотношения сил между разными классами и государственной властью. Когда Покровский и Рожков спорили с народниками или либералами, доказывая, что организация и политика царизма определялись хозяйственным развитием и интересами имущих классов, они были в основе правы. Но когда Покровский пытается повторить это против меня, он просто попадает не в то место.

Результатом нашего запоздалого исторического развития в условиях империалистического окружения явилось то, что наша буржуазия не успела спихнуть царизм до того, как пролетариат превратился в самостоятельную революционную силу.

Но для Покровского не существует самого вопроса, который составляет для нас центральную тему исследования...

Покровский пишет: "Изобразить Московскую Русь XVI века на фоне общеевропейских отношений того времени -- чрезвычайно заманчивая задача. Ничем лучше нельзя опровергнуть господствующего доселе, даже в марксистских кругах, предрассудка о "примитивности" якобы той экономической основы, на которой возникло русское самодержавие". И далее: "Показать это самодержавие в его настоящей исторической связи как один из аспектов торгово-капиталистической Европы... -- это задача не только чрезвычайно интересная для историка, но и педагогически чрезвычайно важная для читающей публики: нет более радикального средства покончить с легендой о "своеобразии" русского исторического процесса". Покровский, как видим, начисто отрицает примитивность и отсталость нашего хозяйственного развития и заодно с этим относит своеобразие русского исторического процесса к числу легенд. А все дело в том, что Покровский совершенно загипнотизирован подмеченным им, как и Рожковым, сравнительно широким развитием торговли в России XVI века. Трудно понять, как Покровский мог впасть в такую ошибку. Можно, в самом деле, подумать, будто торговля является основой хозяйственной жизни и ее безошибочным масштабом. Немецкий экономист Карл Бюхер лет 20 тому назад попытался в торговле (путь между производителем и потребителем) найти критерий всего хозяйственного развития. Струве, конечно, поспешил перенести это "открытие" в русскую экономическую "науку". Со стороны марксистов теория Бюхера встретила тогда же совершенно естественный отпор. Мы ищем критериев экономического развития в производстве -- в технике и в общественной организации труда, -- а путь, проходимый продуктом от производителя к потребителю, рассматриваем как явление вторичного порядка, корни которого нужно искать в том же производстве.

Большой, по крайней мере в пространственном отношении, размах русской торговли в XVI столетии -- как это ни парадоксально с точки зрения бюхеровско-струвианского критерия -- объясняется именно чрезвычайной примитивностью и отсталостью русского хозяйства. Западноевропейский город был ремесленно-цеховым и торгово-гильдейским. Наши же города были в первую голову административно-военными, следовательно, потребляющими, а не производящими центрами. Ремесленно-цеховой быт Запада сложился на относительно высоком уровне хозяйственного развития, когда все основные процессы обрабатывающей промышленности отделились от земледелия, превратились в самостоятельные ремесла, создали свои организации, свое средоточие, город, на первых порах ограниченный (областной, районный), но устойчивый рынок. В основе средневекового европейского города лежала, таким образом, относительно высокая дифференциация хозяйства, породившая правильные взаимоотношения между центром-городом и его сельскохозяйственной периферией. Наша же хозяйственная отсталость находила свое выражение прежде всего в том, что ремесло, не отделяясь от земледелия, сохранило форму кустарничества. Тут мы ближе к Индии, чем к Европе, как и средневековые города наши ближе к азиатским, чем к европейским, как и самодержавие наше, стоя между европейским абсолютизмом и азиатской деспотией, многими чертами приближалось к последней.

При безграничности наших пространств и редкости населения (кажись, тоже достаточно объективный признак отсталости) обмен продуктами предполагал посредническую роль торгового капитала самого широкого размаха. Такой размах был возможен именно потому, что Запад стоял на гораздо более высоком уровне развития, имел свои многосложные потребности, посылал своих купцов и свои товары и тем толкал вперед торговый оборот у нас, на нашей примитивнейшей, в значительной мере варварской хозяйственной основе. Не видеть этой величайшей особенности нашего исторического развития -- значит не видеть всей нашей истории.