Очевидно, что на телеканале НТВ, и не только здесь, ведётся целенаправленная работа по распространению ложных в своей основе идей. Первая: что Отечество можно и нужно защищать невзирая на то, какое у него правительство и идеология. Если так, то война должна была бы закончиться реставрацией капитализма в СССР. Этого не произошло.
Вторая: не существует на самом деле никакой научной идеологии по совершенствованию общества. Хватит и того, что есть.
Отечество - самодостаточное понятие, не требующее к себе критического отношения, а только любви и преданности. Любовь и преданность в данном случае означают следование логике авторов фильма «Генералиссимус».
Они-то и есть настоящие «главнокомандующие», формирующие отношение людей к событиям 1941-1945 годов и одновременно преданность существующему строю. Они знают, кто настоящий генералиссимус, а кто не настоящий. Всё подгоняется под шаблон именно их мышления. Им надо показать, что реставрация капитализма и религиозной идеологии это единственный идущий в обществе закономерный процесс, что участником его ещё в 1941-1945 годах был ни кто иной, как советский народ.
В США и в странах Западной Европы распространена точка зрения, что это их страны выиграли Вторую мировую войну, а не СССР. А у нас, в России, теперь распространяется в чём-то схожее убеждение, что искажаемые события минувшей войны обусловили торжество пришедшего на смену советскому капиталистического режима.
Хороша же подготовка к 65-й годовщине Победы.
М.В. МАЛИНИН
ЛИСТАЯ СТАРЫЕ СТРАНИЦЫ...
БИРЖА ТРУДА ЦИВИЛИЗАТОРОВ
…В рабочем городе самым ужасным застенком была биржа труда – первый этап невольничьего пути.
Сюда никто не приходил по доброй воле. Сюда волокли схваченных в облаве, изловленных на улице, вытащенных из погребов и подвалов. Еще час назад у этих людей были имя, семья, дом, надежды. Еще час назад этот мальчик играл с товарищами, эта девочка прижималась к теплым коленям матери. Теперь все будет кончено для них. Вместо имени – бирка, вместо дома – вагон с решетками, вместо семьи – чужбина. Только надежда останется у раба. Надежда и ненависть.
Здесь, на бирже, происходило расставание людей – в судорогах и борьбе. Людям казалось, что здесь, в воротах невольничьего пути, еще можно упереться, отсюда еще можно вырваться. Можно вымолить себе волю, выползать на коленях, вырвать зубами. Они с ужасом отталкивали от своей шеи ярмо. Они кричали о своих правах человека, показывали мятые бесполезные справки, просили, доказывали, грозили, плакали. Напрасно. Отсюда нельзя было вырваться. Здесь непокорную шею сгибали, непокорную душу вышибали вон…
…Беременная женщина с большим острым животом валялась в ногах чиновника и умоляла не забирать единственного сына. Над нею стоял ее сын, четырнадцатилетний бледный мальчик, и говорил:
- Встаньте, мама! Встаньте! Не надо! - По его губам текла струйка крови, он отирал ее рукавом и снова просил и умолял: «Встаньте, встаньте, мама! Не надо!»
Чиновника он ни о чём не просил.
Вдруг чиновник взвизгнул:
- Щенков плодите, а для великой Германии жалеете? Падаль! – и пинком в живот отшвырнул женщину.
Дико закричала она и схватилась за живот. Ее крик ударился о четыре стены комнаты. И снова поползла она по полу, бережно придерживая руками живот, поползла к ногам чиновника, к ножкам его дубового стола, умолять, просить, плакать. Только смерть могла бы заставить ее отказаться от борьбы за сына.
А перед чиновником уже стояла молодая пара: муж и жена. Он говорил, она плакала. Он прерывал свою речь и утешал ее: «Что ж ты плачешь, Катя? Это ж ошибка, сейчас все выясним», - видно, слезы жены мучили его и мешали связно говорить.
- Здесь ошибка, господин начальник, - убежденно доказывал он. – Мы законные муж и жена. Вот документы. Мы – законные… Как же нас разлучать? Мы согласны ехать. Но как же врозь? Ведь мы законные… Ведь и ваш бог и наш бог одинаково за закон брака… Об одном только просим: Не разлучайте нас!
- Странно, странно! – засмеялся чиновник. – Но что же вам делать вместе в публичном доме?
Распахнулась дверь кабинета коменданта биржи, и оттуда вышвырнули комок крови и мяса. Комок шлепнулся об пол. Все в ужасе расступились. А комок корчился на полу и хрипел: «Врешь! Врешь, не покорюсь».
Борис ГОРБАТОВ
Из повести «Непокорные»,
Ворошиловград, 1943 год
Читать дальше
