ВП СССР - Разгерметизация

Адмиралу Макарову принадлежит мысль, что лучше иметь 12 крейсеров по 3 000 т, чем 3 по 12 000 т. Эти слова отражают факт неготовности и к ведению крейсерской войны, войны на перерезание морских торговых путей у берегов Японии и удушение её экономики.

Были люди, которые видели, что нужно флоту, по крайней мере для крейсерской войны, но их точка зрения не нашла отражения в кораблестроительных программах.

Сами же русские кораблестроительные программы должны были завершиться по плану на год — два позднее японских.

Отставал флот и в технике, прежде всего в артиллерии. Россия не имела современных фугасных снарядов. И если в первой (артурской) эскадре примерно четверть снарядов не взрывалась, то для второй (цусимской) эскадры был заготовлен боезапас, в котором снаряды были снаряжены невзрывающимся пироксилином повышенной влажности (под предлогом, чтобы в тропиках избежать самовозгорания артиллерийских погребов, так как экипажи-де не смогут поддерживать необходимый температурный режим в погребах). Если бы снаряды взрывались, то Цусима не была бы разгромом флота, хотя выиграть её вряд ли бы удалось; уж больно низок был уровень боевой подготовки.

Всё это, конечно, цепь случайностей, но через цепь случайностей пролагает себе дорогу закономерность. Эта закономерность была враждебна интересам многонационального верноподданного капитала Российской империи.

И та же враждебная России закономерность пролагала себе дорогу через цепь случайностей во флоте Японской империи, который имел и развитую систему базирования, и сбалансированный, в отличие от русского, корабельный состав, построенный на верфях США, Англии, Италии и там же подготовленный персонал. Стоило это японцам «в йеночку».

Война началась нападением японских миноносцев на русские корабли в Порт-Артуре. Вообще, в истории Порт-Артура и Перл-Харбора много общего: и там, и там центральная власть держала командование флота в неведении относительно реального состояния отношений с Японией; и там, и там препятствовали проведению мероприятий по исключению возможности внезапного удара противника по кораблям, и там, и там центральная власть при своих заявлениях о миролюбии своими действиями провоцировала Японию на начало военных операций.

Интересно и то, что сейчас в СССР о Перл-Харборе можно найти кое-какую информацию, раскрывающую закулисную механику событий, (например, кн.Н.Н. Яковлева), но что происходило за кулисами Порт-Артура, это обходится молчанием, повторяются только пустые слова о бездарности царского правительства. Но кто, что конкретно делал, кто давал советы? Этого не узнать в книгах советского периода*.

КОММЕНТАРИЙ

* “Расплата” Семёнова (не Юлиана [81]— пошлописца), а русского капитана 2 ранга, участника русско-японской войны после революции не переиздавалась [82]. Слишком откровенно вспоминал он о будущем [83] в начале XX века, и тем самым мог заставить задуматься офицерский корпус Страны Советов о причинах наших сегодняшних поражений «без войны»:

«Неужели в Порт-Артуре не было энергичных людей, которые бы взяли дело в свои руки, повели его должным образом?» — спрашивает автор и честно отвечает, — «конечно, были, но все они словно находились под гипнозом распоряжений Наместника (Е.Алексеева). Ведь предложить делать что-нибудь совсем по-новому, значит осудить старое, а это старое было освящено самим Наместником, сурово каравшим за всякую тень сомнения в его непогрешимости. Это не Макаров, который прямо требовал, чтобы всякий открыто высказывал своё мнение, который считал, что лучше самое горячее объяснение, чем затаённое несогласие, неизменно ведущее к пассивному повиновению или пассивному сопротивлению, между которыми провести разницу почти невозможною (…)

— Там, в этой атмосфере, не мог не появиться Фемистокл, который сказал бы: «Бей, но выслушай!» Там господствовали люди, кредо которых было: «Обо всём промолчу, со всеми соглашусь, только бы не били, а приласкали!»

(…) в этой атмосфере, которая была им создана (речь идёт об адмирале Алексееве, хотя всё сказанное справедливо в отношении и С.Г.Горшкова [84], и нынешнего ГК ВМФ В.Н.Черна­ви­на [85]), члены различных совещаний только и думали о том, как бы угадать мысли его превосходительства. Кто их умел угадывать — процветал; кто плохо угадывал, но старался — к тому отношение было снисходительное; но кто смел «своё суждение иметь» — над тем можно было поставить крест».