Карл Каутский - Этика и материалистическое понимание истории

Все эти свойства познавательной способности мы находим в развитом виде уже в мире животных, хотя и не в такой высокой степени развития, как у человека и чаще в форме трудно для нас различаемой, так как не всегда легко отделить сознательные действия, вытекающие из познания, от непроизвольных и бессознательных действий, чисто рефлекторных и инстинктивных движений, которые и в человеке играют ещё такую большую роль.

Но если все эти свойства познавательной способности оказываются необходимыми спутниками произвольного движения уже в животном мире, то, с другой стороны, в этих же свойствах открываем мы и границы, преступить которые не может даже самый обширный и глубокий ум высокоразвитого культурного человека.

Силы и способности, приобретённые как орудие в борьбе за существование, могут быть, конечно, употреблены и для иных целей, кроме цели обеспечения существования, если в организме получили достаточно высокое развитие как произвольное движение и познавательная способность, так и инстинктивная жизнь, о которой мы в данный момент говорим. Индивид может использовать для игры или танцев мускулы, которые были в нём развиты для ловли добычи и отражения врага. Но свой особенный характер эти силы и способности приобретают лишь в борьбе за существование, которая и развила их. Игра и танцы не создают никаких специальных мускулов.

Сказанное имеет значение и по отношению к духовным силам и способностям. Развившись в борьбе за существование, как необходимое дополнение произвольного движения, для того, чтобы обеспечить организму для его сохранения возможно более целесообразное движение в окружающем мире, они могут служить также и другим целям. Сюда относится чистое познание без всяких практических задних мыслей, без рассуждения о практических последствиях, которые оно может за собою повлечь. Но наши духовные способности развиты борьбою за существование не для того, чтобы быть органом чистого познания, но только для того, чтобы быть органом, целесообразно регулирующим наши движение при помощи познания. Насколько совершенно этот орган функционирует в последнем отношении, настолько он несовершенен в первом. Связанный с самого начала тесным образом с произвольным движением, он развёртывает свои совершенные стороны лишь в связи с ним и без этой связи вообще не может совершенствоваться. И усовершенствование познавательной способности человека и человеческого познания неразрывно связано с усовершенствованием человеческой практики, как это мы ещё увидим.

Ведь, только практика доставляет нам обеспечение наших познаний. Как только моё познание даёт мне право совершать с уверенностью определённые действия, произвести или не произвести которые находится в моей власти, так отношение причины и действия перестаёт быть для меня простым случаем или голой видимостью, простой формой познания, как хотело бы, быть может, его определить шестое созерцание и мышление. Познание этого отношения возвышается, благодаря практике, до познания о чём-то действительном , до точного познания.

Границы практики свидетельствуют, конечно, и о границах нашего точного познания.

Что теория и практика совершенно не могут обойтись друг без друга и что только благодаря взаимному воздействию они в состоянии добиться наибольшего результата, является лишь необходимым последствием того обстоятельства, что движение и познавательная способность должны были действовать совместно уже с самого первого момента. В процессе развития человеческого общества разделение труда привело к тому, что разорвалась естественная связь этих двух факторов и установились такие классы, занятием которых сделалось преимущественно движение, а также и такие, которым выпало на долю преимущественно познание. Мы уже указывали на то, что отражением этого явления в философии было создание двух миров: духовного — высшего и телесного — низшего. Но, конечно, вполне обособиться друг от друга эти функции не могли ни у одного индивида, и современное пролетарское движение мощно содействует тому, чтобы уничтожить это классовое деление, а вместе с ним и дуалистическую философию, философию чистого познания. Даже наиболее глубокие и абстрактные познания, которые, по-видимому, стоят совсем вдали от практики, на самом деле, влияют на неё и сами подвергаются её влиянию, и одна из задач критики человеческого познания — вызвать в нас сознание этого влияния. Теперь, как и прежде, познание в конечном счёте постоянно остаётся орудием в борьбе за существование, средством придать нашим движениям наиболее целесообразные формы и направления, всё равно, происходят ли эти движения в природе или в обществе.