Мирослав Йованович - Сербия о себе. Сборник

Я отчетливо вижу будущее: как на звук сигнальной сирены (в какую-нибудь войну, в гражданскую, а может, иностранную интервенцию) мы разрозненной и хаотичной толпой в панике мчимся в убежище, пробегая мимо рухнувшей стены, на которой еще остался плакат СПС (Социалистическая партия Сербии) с предвыборным слоганом: «МИР – ПРОСПЕРИТЕТ» («МИР – ПРОЦВЕТАНИЕ»).

Союзная Республика Югославия

В кризисе, поразившем СФРЮ, есть и международный компонент. Внимание всего мира (или мирового сообщества [21]), в котором Югославия существовала, функционировала, взаимодействовала и, наконец, агонизировала, не стоит специально обосновывать. Достаточно будет напомнить, что у югославской федерации был особый политический статус в Европе, так как, будучи страной «реального социализма» с точки зрения внутренней политики, во внешних сношениях она сохраняла известную долю самостоятельности, основывавшуюся на формальном членстве, а в прошлом – и ведущей роли в преимущественно неевропейском движении неприсоединения. В этом, а также геополитическом смысле, территория Югославии представляла собой «буферную зону» между двумя военно-политическими блоками, через которую проходили важнейшие пути сообщения и направления (связь России и государств Средиземноморского бассейна, Моравско-Вардарская долина, Люблянский проход и т. д.).

В качестве единственной относительно прочной и эффективной многонациональной формации на Балканах, Югославия воспринималась еще и как потенциальное ядро балканского сотрудничества, а также как препятствие «балканизации», признаком которой является не только создание мелких государств, но и то обстоятельство, что все балканские национализмы были окрашены великонациональной идеей (т. е. идеей создания собственной «великой» державы), как правило, определявшей приоритет интересов каждого народа в ущерб соседним.

Сейчас уже забыто, что в первой половине 1980-х гг. существовавшая за рубежом идея самоуправления и самостоятельности была лучше, чем в Югославии, и она вполне подходила в качестве образца для гуманизации и смягчения восточного блока, чей близкий конец так и не смогли предвидеть иностранные наблюдатели и «кремленологи».

Положение в СФРЮ стало ухудшаться во второй половине 90-х гг. ХХ века, практически одновременно с поступлением информации о коренном изменении ситуации в СССР и странах соцлагеря. Аналитика показывала, что политическая и экономическая система в Советском Союзе не поддается реформированию (по плану Горбачева или кого бы то ни было другого); дальнейшее же ослабление социалистической сверхдержавы продемонстрирует, что социалистическая власть в других странах Восточного региона зиждется исключительно на мощи СССР и страхе перед возможностью его интервенции. Катаклизмы в Советах грозили гораздо более серьезными последствиями близлежащим государствам и всему миру, нежели события в Югославии, в силу присутствия советского ядерного оружия на двух континентах. СФРЮ долгое время не была в центре внимания мировой и западной дипломатии, и это следует иметь в виду, анализируя первую реакцию на события в этой стране. Иными словами, то, что начиная с 1987 г. населению Югославской федерации казалось опасным и драматичным, не воспринималось подобным образом за границей.

Еще трудно однозначно утверждать, каково было отношение государственных деятелей СФРЮ к зарубежным странам. Точнее сказать, вполне очевидно, что те из них, кто грезил о выходе из состава федерации, добивался автономии или статуса конфедерации, были крайне заинтересованы в иностранной поддержке, так как вновь возникшие государства, не имея возможности апеллировать к прошлому, вряд ли смогли бы обойтись без международного признания и помощи. Учитывая тот факт, что у этих группировок была антикоммунистическая направленность (по крайней мере они противостояли югославскому варианту «реального социализма»), их ориентация на Запад вполне естественна, равно как и их искренние или неискренние попытки перенять западные мерила гражданской демократии и прав человека.