Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

В начале каждого нового начинания, независимо, были ли это бизнес, путешествие или торговля, он делал жертвоприношения и заклятия. Когда новое предприятие вызывало некоторое сомнение, он убивал петуха. Когда он нанял меня, он убил петуха. Я для него был не так важен.

У этого хозяина была довольно молодая жена, которую он обожал. Она была в плохом здоровье, я думаю, у нее был туберкулез, когда я прибыл сюда весной и она стала еще хуже летом. Я пытался безуспешно уговорить его отправить ее в больницу или санаторий. Он был готов дать бедному созданию все, что она желает, но не медицинскую помощь.

Поэтому, было неудивительно, что в дождливый осенний вечер, когда природа делала свое дело, молодая жена оказалась на смертном одре. Хозяин потерял рассудок. Пришли соседи в попытке уговорить его звать доктора, но муж вытащил свой пистолет и сказал, что застрелит любого, кто пойдет за доктором. Его мыслью была лишь достать абсолютно белую козу и раздать ее мясо нуждающимся. Мне он дал задание достать эту козу из стад, пасущихся в горах. Ко мне привели оседланного коня, и я помчался на холмы в эту дождливую и темную ночь.

Нет нужды говорить, что мои поиски абсолютно белой козы заняли время на путь туда и обратно через вышедшие из берегов потоки. Когда я возвратился, то уже было поздно. Молодая жена была мертва. Увидев меня с козой, муж меня сильно ударил по лицу. Я упал. Он поднял меня своими сильными руками и затем ударил вновь и вновь. Я отключился.

Когда я пришел в сознание, то нашел себя привязанным к столбу конюшни. Муж стоял около меня и когда я открыл глаза, он стал кричать, что его жена умерла из-за моих голубых глаз и из-за моего позднего возвращения с козой. Между криками он ударял меня по голове до тех пор, пока я вновь не потерял сознание.

Когда я пришел в сознание, то уже наступило утро. Я все еще был в конюшне, но развязан, возможно, каким-либо более здравомыслящим членом семьи. Мое лицо было в крови, оба глаза затекли до степени их полного закрытия, и весь я был в боли.

Я собрался всеми силами, чтобы встать. Прислонившись к стене конюшни, простоял до тех пор, пока не прошли головокружение и тошнота. Затем пошел через двор, через сады к дороге, ведущей к морю и Хачмазу, по которой я пришел к этому странному дому. Сначала я приходил в себя от причиненного жестокого обращения, абсолютно не вызванного какими-либо моими ошибками. Однако, чем больше я думал об этом, тем больше я не мог презирать этого бедного человека, несмотря на то, что он сделал мне. Его любимая жена умерла. Он был жертвой суеверий, унаследованных им от его предков в язычные времена. Его религия была смешана с языческими обычаями. И все. Я простил его. Мир с ним. Я подумал. Однажды он убедится, что причинил мне ужасную несправедливость.

После того, как я прошел несколько километров, меня догнала повозка, и ее водитель предложил мне сесть. По пути в свою деревню около берега, он смотрел на мое избитое лицо, но немного успокоился, когда я рассказал ему, что был в небольшой драке. Я спросил о работе в его местности и он предложил мне работу мельника на его водяной мельнице и согласился платить наличными. Он также сказал, что я могу жить на мельнице и он меня снабдит питанием.

Итак, я стал мельником. Мельница находилась около берега моря и по середине плотного леса. Это было весьма уединенное место. Ближайший дом находился на расстоянии десяти километров, хотя здесь находились два старых кладбища в сотнях метров от мельницы. К ночи, даже мне, привыкшему спать на открытом воздухе, было более чем страшновато. Покупатели, которые привозили зерно, всегда уезжали к себе домой до наступления ночи, и я оставался в одиночестве с моими мыслями и воображениями. Я обычно сидел здесь и пытался сосредоточиться на унылом, гулком звуке мельничных камней и не слышать вой шакалов, крика одиночной совы на могильном камне или десятков странных шорохов. Под лунным светом эти низкие могильные камни были особенно непривлекательными, принимающими форму и стать человеческих созданий.

Моим главным отвлечением было думать о своем будущем. Собираюсь ли я проводить всю мою жизнь, меняя одну работу после другой? Буду ли я все так неосевшим где-либо? И что по поводу моего образования? Я хотел столько знать и учиться. В ответ, я вспомнил, как однажды глубокой ночью зашел в комнату телеграфиста в маленькой, одинокой железнодорожной станции. Из странного прибора приходили звуки тик-так тик-так, таа-таа, та-татат, из него откручивалась лента с определенными комбинациями точек и тире, имеющих большое значение. Это было в конце проволок, которые тянулись на километры и километры через холмы, равнины, пустыни, вершины, горы, через маленькие потоки и большие реки, через города, от станции до станции, день и ночь, чтобы принести важные сообщения. Я знал из моего элементарного обучения, что странным прибором был телеграфный аппарат. И я также знал, как я мало понимал, о его работе и об электричестве, которое делает его работоспособным.