В зрелые годы Паша построил собственную теорию устройства этого мира. Эта теория либеразма состояла из трех основных законов. Первый предполагал, что все в этом мире, заработанное трудом, должно периодически изыматься, приватизироваться, а затем распределяться между олигархами. Второй закон предполагал, что в случае, когда олигарх сопрет миллиард, общественное производство обязано автоматически подпрыгнуть. Наконец, третий закон утверждал, что в случае, если производство не подпрыгнуло, то следует искать экстремистов. Таким образом, первый закон был фундаментальным уравнительно-экономическим, второй - определял пути экономического развития общества в целом, а третий • закон определял всю гуманитарную жизнь. Ни один из законов не предполагал какую-либо ответственность власти перед народом.
Используя эту теорию, Паша весьма успешно двигался по карьерной лестнице. Начав карьеру в качестве мелкого подмастерья, Паша быстро достиг поста телеведущего. Когда-то это было пределом его мечтаний, но теперь Паша понял, что следует двигаться дальше. Для этого необходимо было совершенствовать свою теорию с тем, чтобы определить направление дальнейшего развития. Поскольку производство в этой стране было в основном сырьевое, то материальные блага и прочие привилегии делились в зависимости от того, как далеко конкретный человек стоял от разделочного стола, на котором разрезалось сырьевое бабло. Паша стоял в конце первой трети этой очереди, а потому направление дальнейшего движения было очевидно - в сторону разделочного стола. Несколько дополнительных шагов в этом направлении еще можно было сделать, работая на телевидении.
Судьба любит усидчивых и упорных, таких, как наш Паша. Однажды ему сообщили, что группа любителей искусства телевидения из тех, что занимали места в первой десятке от разделочного стола, после легкого подпития в куршевелях заключили пари на один доллар. Предмет спора был сугубо научный, может ли простой труд на земле сделать человека из ...телеведущего. Люди там собрались грамотные, то есть такие, которые считали критерием истины только практику, а потому требовался эксперимент. Спорщики скинулись по сумме в долларах с пятью нулями, просмотрели несколько телепередач и почему-то остановили свое внимание на Паше.
Так Паша стал ведущим программы «Наши любимые сотки». Он начал ездить по дачам известных политиков и деятелей шоу-бизнеса, сажал там лук, чеснок, клюкву и вел светские задушевные разговоры с хозяевами гасиенд. Рейтинг передачи рос галопом, а вместе с ним рос и авторитет Паши в телевизионных кругах. Пора было делать следующий шаг. Как раз в это время Паше предложили принять участие в антиленинской передаче. Это был знак. На карьерной лестнице у Паши был лишь один серьезный конкурент. Когда-то в период развала Союза он на фоне устаревших телемониторов рассказывал сплетни об убогости общесоюзной жизни. Похоже было, что те, от раздаточного стола, проводя контрольный эксперимент, подкинули деньги и ему. Конкурент издал свои сплетни в виде толстого трехтомника, но продажная цена оказалась слишком велика, и сплетни расходились плохо.
В намечавшуюся передачу этот сплетник включен не был, но в ней должны были принять участие два историка-сплетника. Первый был простым сплетником, то есть собирал слухи и озвучивал их, как исторические истины. Второй занимался тем же самым, но перед тем, как выдать что-нибудь, долго клялся, будто выискал это в каких-то архивах. От обоих разило маразмом, так что серьезных надежд связывать с ними не приходилось даже при благожелательной раскрутке. Был еще какой-то поп. Специфика поповского мышления плохо согласовывалась с технологией ток-шоу, так что и с этого ожидать серьезной прибыли не приходилось. Значительно большие надежды внушали некая политическая девушка лет семидесяти и относительно юный политолог, знакомый с основами социологии. Их телевизионный опыт был невелик, вот почему в этой компании Паша смотрелся, как козырной туз в партии подкидного дурака. Сравниться с Пашей мог только телеведущий с другого канала по кличке Оруэлл. Нет, он не был ни писателем, ни стукачом. Просто он умел орать так громко, что во время ток-шоу никто не мог его перекричать. Это достигалось тем, что юный Оруэлл перед ответственной передачей не мылся несколько недель, в связи с чем испытывал чесоточные позывы, побуждавшие его на крик, что и принималось многими за критерий истины. Бомжеватый аромат пролитой мочи и застарелого пота показывал, что Оруэлл находится на пике творческой формы.
Читать дальше
