Юрий Екишев - Россия в неволе

Это новая семья для каждого, будь он хоть молдаван, хоть француз. Лёха, если не врёт, по отцовской линии через дедушку француз. И фамилия у него странная – то ли от слова кивер, то ли кувер, переделанный на наш русский шляпер, если в переводе – был бы Шапошников, или Шляпников – короче какой-то кувер-бувер!.. И голова у него подозрительно круглая… И сам он слишком упрямый.

– Может Шляпой тебя наречь? Или Грибком? А что – вон ты как мухоморишь – сутками… То на одной шконке, то на другой бизонишь, – ласково поддевает Безик, аккуратно отделяя пластиковую крышку, чтоб не повредить, и чтоб потом ещё сгущёнка не пролилась, пока торт будет настаиваться.

– Я не мухомор!

– А кто ты, сына, определись…

Праздничная работа кипит. Всем не до Лехи, и он опять остается без прозвища. Никто не спит, даже те, чья сейчас очередь – ходят по пятаку с воспаленными красными глазами. Все ждут чуда. Маленького невозможного чуда. Верят, не признаваясь, что возможно – всё.

– На, Молдаван, отдай Покемохе. Покемоха, покушай… – Безик отдаёт кулёк с новогодним набором – мандарины, колбаса, конфеты – Ване-Молдавану, который не очень разбираясь в склонениях, спряжениях и прочих русских премудростях, общается с Покемохой просто, иногда просто тычком, иногда пиночком, и всегда – строгим голосом, подчеркивая соблюдение соответствующей тюремной иерархии. – Покер, на. Это тебе. Ты бы прибралься, что ли. Подмети потом у себя. Что ты сидишь в грязи, как свиння!

Молдаван – человек в общем-то не злой, можно даже сказать – в чем-то правильный и безотказный. Ему бы не 10-15 лет на зоне, а где-нибудь лет 5 с лопатой на городских улицах – вот было бы нормальное наказание–исправление, о котором он сам иногда вздыхает: сказали бы что-то строить, я бы с радостью строил… – там он был бы кстати, или в какой-нибудь деревне, на уборке сена или автоматической дойке. Но не здесь, где он, не понимая половины слов, сидит, и вперив взгляд в толстенный обгребон (обвинительное заключение) сидит и приговаривает:

– Ну что они тут пишут! Какие такие тела без признаков жизни на расстоянии 300 метров друг от друга… – и ругаясь по-молдавски, причитает: – И зачем я приехаль… И зачем вернулься. Ведь я приехаль, брат уехаль. Мне нечего делать было, я снова уехаль. Потом телефон забыль отдать, брат позвониль, а я уже чуть не уехаль Молдавия. Из Москвы опять вернулься. 3 года брата не видель. Папа меня увёз Мольдавия, мама осталься – захотель брата увидеть. Сейчас бы работаль Италия, строиль мост. Нет – вернулься, пиль, зачем пиль, зачем не послушаль мамку. Зачем… Зачем… – это ещё ладно. Когда Молдаван увидел, что про них насочиняли журналюги, он обомлел: – Как такое можно писать! За это надо бить, потом описать, потом опустить! – Молдаван последовательность запомнил нечётко, и Юра Безик со смехом его поправляет:

– Сначала чай отобрать с рандоликами, а уж потом – всё остальное! И в другом порядке!..

– Мне порядок не нужен! Мне нужен факт, чтоб эта конкретная журналистская сволочь, чтоб этот кувер-бувер, чтоб эта скотина, – запаса слов Молдавану не хватает, и он начинает повторяться: – отобрать чай, запинать ногами, закопать на свалке!..

– Ладно, Молдаван, не плачь, тусани-ка мне резку, – Юра Безик стоит, облизывая пальцы от самодельной сгущёнки, сотворённой Мишаней из сухого молока, сахарного сиропа и чайной ложки растворимого кофе.

– Ну как, нормально? – Мишаня затягивается, прикрывая от дыма один глаз, чтоб едкая непривычная новогодняя сигара не выдавливала слёз – при этом у него получается на редкость хитрая мордочка, как на какой-то картине то ли Пикассо, то ли Ван Гога – хитро сощурившийся любитель абсента, открытым глазом косящий на рюмку, которую он сейчас накатит. Но выпивки у нас нет.

– Покурим? – толкает Мишаню Фунтик, ещё один невменяшка, заехавший в хату на белом коне, с белочкой на плече – белой горячке. Этот не то, что Молдаван, не понимающий – откуда, с какой радости в его жизни вдруг появились какие-то "жмуры", в 300 м. "друг" от "друга". Этот несколько дней после появления не в силах был выйти из Матрицы, в которой он то привязывал невидимого коня к шконке, то бегал с тазиком по пятаку, то смеялся как поросёнок из "Вини-Пуха", вернее, вдруг в середине разговора посмеивался в кулачок, то смотрел кругом и скрипел зубами. За несколько дней его умыли, побрили налысо, и он действительно вдруг помолодел и стал похож на розового поросёнка – Фунтика из мультика, с которым ну никак не вязалось: "обвиняемый вызвал экипаж "Скорой помощи", будучи не в состоянии оказать самостоятельную помощь потерпевшему С., который был доставлен в Эн-скую районную больницу и в результате полученного колотого проникающего ранения…"