Стюарт Стивен - Операция Раскол

Как и Лёбль, он чувствовал, что перестал быть человеком.

Хотя нигде не записано, как эти люди сделали свои признания, свидетельства других венгерских узников того времени показывают, что их допросы строились по классическим образцам. Метод допросов был выработан в течение многих лет в Советском Союзе. На первом этапе – жесткость, унижение человека (очевидно, тем более эффективно действующие, чем более высокопоставленным является подследственный), лишение его всякой надежды на освобождение. На этом этапе от человека будут требовать признания в самых невероятных преступлениях, и он обнаружит, что каждая деталь его биографии уже известна, а каждое его действие искажено до неузнаваемости. Ежедневно он будет заново писать свою автобиографию, и малейшее отличие одного варианта от другого будет использовано следователем. В конце концов под влиянием физических и умственных страданий человек перестает понимать, где же правда, его память начинает спотыкаться: если оказалось, что он ошибся в какой-то небольшой детали, то ведь он может ошибиться и в других деталях.

На втором этапе следователь меняется. На этот раз он предупредителен и вежлив. Может быть, арестованный и не намеревался работать на американцев, но разве его поведение не нанесло ущерба социализму, не привело к разногласиям внутри советского блока; а поэтому разве он, возможно, без умысла, не помог империалистам? Разве он не является виновным, хотя бы объективно? Благодарный за вежливое поведение следователя, приученный верить, что партия всегда права, готовый согласиться с тем, что нечаянно совершил проступки, которые, раз партия говорит, могли привести к катастрофическим последствиям, арестованный охотно признает свои действительные ошибки и ошибки, которых он не делал.

Затем на сцену выступает третий следователь – такой же злобный, как и первый. Что это за чепуха насчет объективной виновности? Как мог арестованный нанести такой вред партии и при этом утверждать, что он не знал об этом? Слишком поздно человек начинает понимать, что он попал в ловушку, которую сам же поставил; он пытается отречься от прежних признаний, но он уже их подписал. Более того, подписал тогда, когда с ним хорошо обращались. Совершенно растерявшись, узник соглашается со всем, лишь бы ему разрешили посидеть или поспать несколько часов.

Четвертый этап предназначен лишь для того чтобы полностью подавить волю. Ему говорят что у партии есть для него специальное поручение. Если он согласится его выполнить, это докажет, что он не только осколок прошлого; если он не согласится, это покажет, что он неисправимый предатель. Он должен добровольно признаться и тогда он получит легкое наказание, а в соответствующее время вернется в человеческое общество. Если он поступит иначе, то будет повешен. Отношение к его семье также будет зависеть от готовности сотрудничать: будет вести себя хорошо – партия позаботится о семье; устроит в суде представление – семья пострадает.

В отношении Райка на заключительном этапе следствия применялась особенно утонченная тактика. В тюремной камере его посетил хороший друг Янош Кадар, в то время министр внутренних дел Венгрии, которого во время войны спасла жена Райка. Кадар обещал Райку, что если он признает свою вину на суде, то смертный приговор, который будет ему вынесен, явится чистой фикцией. Он сможет остаток своей жизни прожить в Крыму. Райк совершил ошибку – поверил ему. (Кадар позднее сам был арестован, посажен в тюрьму и подвергнут пыткам. После того, как он был освобожден, а затем стал руководителем Венгрии, он посетил вдову Райка и спросил ее, может ли она простить его. Вдова ответила: «Я прощаю. Мой муж в любом случае был бы уничтожен. Но можете ли вы сами простить себя? Если вы хотите жить как порядочный человек, вы должны сказать миру то, что сказали мне». Янош Кадар никогда этого так и не сделал.)

Общественный обвинитель, подводя итоги, охарактеризовал Райка как «обычного шпиона, орудие иностранных держав, заговорщика, бандита, готовящего предательство». Описывая попытку Райка вступить в предательский заговор с югославами, обвинитель продолжал:

«…B свете этих грязных планов и обстоятельств, оскорбляющих нашу гордость, мы можем лучше понять попытку западной империалистической прессы и радио обрисовать Райка и его сообщников как представителей «национальной линии». Этим представителем «национальной линии», как об этом шумят правящие круги Лондона и Вашингтона и трубадуры британского и американского империализма, является человек, который в течение 18 лет был профессиональным шпионом и предателем, продававший свою родину оптом и в розницу иностранным империалистам и руководителям шпионажа, начиная от Ноэля Филда и кончая Алленом Даллесом, от второго бюро и гестапо до разведывательных служб Тито и Ранковича.