Стюарт Стивен - Операция Раскол

Когда все эти люди возвратились после войны, исполненные сознанием своих, бесспорно, больших заслуг, между ними возникли противоречия. Те, кто непосредственно участвовал в вооруженной борьбе, видели в тех, кто отсиживался в Москве, коммунистов лишь на словах, людей, избравших легкий путь. Те же, кто провел войну в Москве, считали чужаками бойцов Сопротивления, к тому же идеологически ослабленными от постоянного соприкосновения с буржуазной пропагандой.

Усиление «холодной войны» способствовало трансформации всех этих подозрений в горькую и часто ужасную вражду. Для тех, кто находился во время войны в Москве, тесный союз с СССР представлялся единственным спасением для их народов перед угрозой неотвратимого нападения со стороны Запада. Хотя «интернационалисты» никогда не возражали против этого, они сильно сомневались в необходимости рабского подчинения Сталину.

Следует учесть и то, что в спешке, с которой формировались правительства сразу же после освобождения государств Красной Армией, не хватало времени для проверки истинных заслуг каждого, «получившего» высокий пост. Наряду с коммунистами, с первых дней участвовавшими в борьбе, на высокие посты пришли люди, вступившие в партию только когда выяснилось, что она выйдет из войны победительницей. Открылось широкое поле деятельности для всякого рода карьеристов, авантюристов и просто жуликов. На начальном этапе с этим мало что можно было поделать. Независимо от того, нравилось это или нет, приходилось использовать и гражданских чиновников, служивших буржуазным правительствам или даже немцам в период оккупации.

Были и другие проблемы, связанные с кадрами. Как среди «москвичей», так и среди «интернационалистов» имелись настоящие революционные герои, заслуживавшие назначения на самые высокие посты. Но у них порой не хватало образования для выполнения подобных функций. В то же время в обоих лагерях имелись люди, которые вели двойную игру. Несколько человек, получивших высокие правительственные должности как «уважаемые коммунисты», на самом деле были внедрены в довоенные нелегальные коммунистические партии в качестве агентов-провокаторов. Другие стали агентами тайной полиции после ареста и, возможно, пыток. Были «москвичи», давно уже продавшие души Москве и являвшиеся платными агентами русской тайной полиции. Точно так же среди «интернационалистов» имелись люди (впрочем, их всех подозревали в этом), завербованные англичанами или американцами.

Политические позиции, которые постепенно занимала трумэновская Америка, усугубляли свойственную Сталину параноидальную подозрительность по отношению к Западу. В первые же годы после окончания войны на внешнюю политику Государственного департамента США большое влияние оказывали многочисленные иммигранты из стран Восточной Европы. Многие из них в предвоенные годы являлись крупными политическими деятелями, академиками и журналистами, бежавшими в страхе перед наступавшей Красной Армией. Если не считать данных разведки, эти люди стали для американских государственных деятелей главным источником сведений об обстановке в восточноевропейских странах.

В результате позиция американской дипломатии становилась все менее реалистичной, поскольку она основывалась на все менее правдивой информации. Хотя среди иммигрантов имелось много разногласий, в одном они были едины: их соотечественники в Польше, Венгрии, Чехословакии, Югославии, Болгарии, Румынии, Албании ждут лишь сигнала, чтобы свергнуть своих коммунистических хозяев – находясь в тисках отвратительной системы тайной полиции, они нуждаются лишь в моральной поддержке, чтобы организовать восстание. Политика западных держав и в настоящее время еще не избавилась от этих представлений о восточноевропейских странах. И причина трагедии периода «холодной войны» коренится именно в этом.

Однако в действительности народы Восточной Европы приветствовали Красную Армию как освободительницу. В политическом плане война положила конец гегемонии правых, как бы они ни протестовали против этого, оказавшись в эмиграции в Америке. Народы же этих стран не возражали против социализма и прочного дружественного союза с СССР. Многие из экономистов видели необходимость установления торговых связей с Востоком, рассчитывая и на американскую помощь в восстановлении разрушенной промышленности. Если из-за этого надо приспособить некоторые из политических институтов к новому восточному партнеру, то пусть так и будет.