Вадим Медведев: РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»

Тогда я вынужден был заметить, что передаточные инстанции мне не нужны: лучше непосредственно иметь дело с тем, кто готовит материал, обсуждать с ним существо проблемы, доводить материал до необходимой кондиции.

В общем я столкнулся с типичным случаем аппаратной работы, а точнее сказать – с примером организаторской суеты и творческого бесплодия. Как он писал свои книги?

Но главное было в другом. Не менее неожиданным для меня оказалось то, что в понимании отношений между соцстранами и более общих вопросов мировой ситуации Рахманин был глубоко привержен простым, но безнадежно устаревшим стереотипам прошлого. Это проявилось в его большой статье в «Правде» за подписью Владимирова, которая получила негативную оценку в международных кругах. Он по-прежнему занимал довольно жесткую позицию в китайском вопросе, по инерции повторяя стереотипы о китайском гегемонизме и шовинизме, о его антисоветской политике, великодержавных устремлениях Пекина. Такого рода формулами и пассажами была оснащена его книга о советско-китайских отношениях, изданная уже в 1984 году.

По существу он сконцентрировал вокруг себя аппаратно-догматическую часть отдела, державшуюся прежних представлений и прежних методов работы. Получилось так, что основную содержательную, творческую нагрузку несли в отделе несколько человек во главе с Шахназаровым, а распоряжался всеми Рахманин. Мне говорили, что так было и при Русакове.

Ненормальность такого положения я счел необходимым быстро исправить. Примерно через два месяца я попросил Горбачева разрешить ввести еще одну должность – первого заместителя заведующего отделом и утвердить на нее Шахназарова, что и было сделано решением Секретариата ЦК.

Деятельность Рахманина была ограничена восточным направлением, а Шахназарову поручены вопросы европейских соцстран и общеполитические проблемы.

Это решение было промежуточным. Еще через несколько месяцев, естественно, после предварительного согласования с высшим руководством, я имел с Олегом Борисовичем крайне неприятный для меня, но оказавшийся необходимым разговор о прекращении его деятельности в отделе. Вначале ему было предложено перейти на работу в Институт общественных наук, и он было согласился в этим. Но через несколько дней он попросил оформить перевод на пенсию. Все это я стремился сделать так, чтобы не травмировать в общем-то заслуженного человека, ветерана войны, проявить к нему внимание в чисто человеческом отношении, хотя, конечно, вряд ли это удалось в полной мере.

Говоря об изменениях в Отделе ЦК, не могу не упомянуть о том, что удалось в какой-то мере поломать и давнюю традицию холодных, а порой неприязненных отношений отдела с коллегами из МИД и Международного отдела ЦК.

Интенсивный обмен мнениями по проблемам взаимоотношений с соцстранами шел у нас с Шеварднадзе. Он выявил практически полное совпадение позиций по принципиальным аспектам. Первая такого рода беседа состоялась в Отделе ЦК. Эдуард Амвросиевич, с которым мы были давно и хорошо знакомы, сам выразил желание приехать в отдел. Этот жест имел большой смысл. Ведь раньше и в голову никому бы не пришло, чтобы Громыко мог приехать в Отдел ЦК для встречи с рядовым секретарем. Состоялась откровенная и содержательная беседа, в которой я раскрыл свои соображения по концептуальным вопросам, а Шеварднадзе рассказал о своих планах реорганизации МИД, в том числе и по социалистическому направлению. И в дальнейшем с Шеварднадзе у нас поддерживался добрый, товарищеский контакт, не говоря уже о том, что по коренным проблемам перестройки в ходе их обсуждений на Политбюро мы, как правило, выступали в одном ключе.

Хороший уровень взаимопонимания установился и по кадровому вопросу. В прежние годы послов в соцстраны подбирали и предлагали Генсеку Отделы загранкадров ЦК и МИД, часто без участия Отдела ЦК. Формально это мотивировалось тем, что эти люди особо доверенные, что их подбор – прерогатива Генерального секретаря, а фактически свидетельствовало о низком авторитете Отдела ЦК и его руководителя.

Эта традиция была сломана, прежде всего благодаря тому, что без совета со мной Генсек не принимал решений по этому вопросу. Соответствующим образом стали поступать и заведующий Отделом загранкадров ЦК С.В. Червоненко, и, конечно же, работники МИД.

Впрочем, взаимоотношения с МИД не были беспроблемными. И это вытекало из специфики соцстран, где официальными главами государств были руководители партий и на практике было трудно отделить межпартийные отношения от межгосударственных. Поскольку первые находились всецело в ведении ЦК, то центр тяжести регулирования отношений между странами перемещался в ЦК (в Отделе ЦК для этого было все, даже своя служба протокола), а функции МИД автоматически оттеснялись в область внешнеполитических проблем, рутинных межгосударственных вопросов.