Андрей Савельев - Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2

Эта демократия вывернула Россию наизнанку и мы увидели что у нее внутри. Проблема состоит в том, чтобы вывалившиеся внутренности снова убрать на свое место, успокоить государственный организм, дав срастись переломам, нанесенным безжалостными экспериментаторами. Для этого нужно ясное видение происшедшего и мастерство хирурга, умеющего сшивать плоть и накладывать гипс.

Вряд ли есть необходимость цитировать Аристотеля или Полибия, создавших более двух тысяч лет назад теорию государственной власти, но всё-таки необходимо подчеркнуть, что власть в государстве может принадлежать либо одному, либо немногими, либо меньшинству.

При анализе власти греческие классики подчеркивали, что каждая его форма может быть по природе либо “правильной” — тогда она развивает и защищает общественный организм, либо “неправильной”, - и тогда она губит его. Власть одного может быть монархической (правильной) или тиранической (неправильной). Власть немногих может быть аристократической (правильной) или олигархической (неправильной). Правильная власть меньшинства (активных граждан, демоса) демократия, неправильная (толпы, черни, простонародья) — охлократия.

Если власть в России действует на управляемое общество разрушительно, то закономерно следует и вывод по отношению к её природе. Она — “неправильная”. Когда в 1985–1989 гг. начался объективный период смены всех общественных институтов, неправильная власть немногих была заменена неправильной властью меньшинства.

Но всё дело в том, кого представляло властное меньшинство, чьи интересы оно объективно выражало — демоса или толпы, граждан или черни. Поскольку все фундаментальные основы страны после падения партноменклатуры оказалась в фазе саморазрушения, надо признать — состояние населения страны таково, что оно представляет собой пока что толпу, чернь, подобие Панургова стада. Поэтому, после того, как формализм голосований сменился реальностью выборов, государственные должности оказались, строго говоря, в руках не народных трибунов и авторитетных общественных деятелей, в власть перешла отнюдь не к лучшим. Ею завладели демагоги, казнокрады и предатели.

Что произошло с народонаселением России? Так ли оно безумно, как его поступки? Ясно одно — перед нами не порок, не злодейство, не безумие, а скорее свойства, присущие если и не детству, то юности нации. Когда запретный плод, в виде всеобщих выборов, оказался доступен всем, избиратели, истосковавшиеся по политической борьбе, увлеклись ею, словно дети новой игрой. Иначе говоря, подобно тринадцатилетнему ребенку, русские при первом сердечном трепете были готовы увлечься всем без разбору.

Но избирательное право не является изначальным естественным правом всех жителей. Оно представляет собой итог длительного движения от периода, когда власть принадлежала одному, к периоду, когда власть принадлежит всем — то есть от частного к единичному и от единичного к общему. Чтобы со знанием дела принимать участие в выборе лучших на государственные должности, надо иметь в наличии не только этих лучших, но также исторический опыт и сознание ответственности тех, кто выбирает.

Русским для безвредного применения всеобщего, равного, прямого избирательного права не хватает и глубокого исторического и политического опыта, и полноценных институтов гражданского общества — партий, профсоюзов, территориальных общин, мощного экономически устойчивого среднего класса. Нетрудно, к примеру, обнаружить наличие разброда и шатания в среде русских промышленников и предпринимателей, мировоззрение которых опирается не на национальную философию, а на клановый, своекорыстный интерес.

Таким образом, Россия пока ещё не в состоянии без отрицательных для себя последствий использовать приемы и методы власти меньшинства. И вовсе не потому, что русские органически несовместимы с демократией. Чтобы природа власти меньшинства могла приобрести свойства демократии, народ страны должен превратиться в активных граждан, стать демосом. А это не делается ни за год, ни за десять лет. Англичанам, прочно вставшим на этот путь раньше других, потребовалось не менее пяти веков, французам, немцам, испанцам — лет триста.

Весь период так называемой “советской власти” в сущности, являлся отрицанием власти, избираемой гражданами. Он воспрепятствовал накоплению избирательного опыта, по крайней мере, шести поколениям наших соотечественников. Не мудрено, что возможность превратиться с сегодня на завтра в полноценных избирателей оказалась для них ловушкой. Повторим еще раз: очутившись в ней, нация не могла не совершать одну ошибку за другой, избирая то ложный путь развития, то политиков, негодных к государственной деятельности.