Сергей Кургинян - Слабость силы - Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания

А если даже эти связи не обрубались – то во что они превращались? Может быть, вы до сих пор верите, что борцы с трегубовыми, адыловыми, рокотовыми вдохновлялись «очистительными», антикриминальными мотивами? Может быть, вы до сих пор думаете, что Щелоков и Рашидов были криминализованы, а их оппоненты нет?

Гдлян тоже призывал тянуть криминальные связи вплоть до Кремля. А Ельцин – декриминализировать советское общество. Вы, может быть, до сих пор разделяете не только этот пафос, но и твердую убежденность в наличии «субъекта», вдохновленного декриминализацией как таковой? А также полагаете, что вся сложность реальных процессов может быть редуцирована до криминализации и декриминализации? До разных там «оборотней» в собственном соку?

Если вы так считаете – читайте авторов, адекватных такой установке. Их очень много. Они сначала кого-то разоблачают. Потом разоблачают разоблачителей. Потом их разоблачают другие разоблачители. Вы до сих пор не чувствуете подвоха?

Ах, чувствуете? Но тогда наберитесь мужества и признайте, что дело не в дефектах авторов, а в дефектах подхода.

И постарайтесь понять, в чем состоят дефекты. И чем они вызваны. И что можно этому противопоставить. Ведь легко сказать, что «нечто» обладает дефектами и их надо устранить, а «нечто» очистить. А если дефекты – органическая часть этого «нечто»? Тогда нужно не очищение метода от дефектов, а иной метод.

Эта книга – начало дискуссии по поводу предмета и метода.

Обсуждаем ли мы локальные сюжеты или гештальты? Вырывая узлы из сети, совершаем ли мы нечто процессуально обязательное и естественное? Или же разрушаем реальный предмет? Признаем ли мы «мир ЗС» как этот предмет? Отказываемся ли мы от бездумной криминализации того, что находится, безусловно, за рамками столь безобидной вещи, как «ужасная мафия»? Допускаем ли мы, что бюрократия может работать на себя (то есть играть)? Исследуем ли мы эти игры? Или же верим, что бюрократия ведет себя функционально (исполняет полученное задание)? И пытаемся описать происходящее в рамках этого постулата о всеобъемлющем, чисто исполнительском рвении современной (стремительно глобализующейся) транснациональной мировой бюрократии?

Описания, опирающиеся на «аксиому исполнительства» (бюрократия не играет, а проводит в жизнь решения политиков), противоречат даже пресловутому принципу Питерса: «Бюрократия не решает задачу, она осваивает ресурс». На самом деле, бюрократия не сводится и к освоению ресурса. Жупел коррупции – это еще одна подмена. Бюрократия не просто ворует (хотя, конечно, ворует), она ИГРАЕТ.

Согласившись на описание, игнорирующее ИГРУ, мы постоянно будем латать прорехи такого описания нитками коррупции. Мне это напоминает только бесконечные поправки к геоцентрической модели мира Птолемея. А вам?

Уйдя от описания, игнорирующего ИГРУ (то есть от классической политологии и ее неизбежной спутницы в виде газетного «Отдела расследований»), где мы оказываемся? В объятиях пресловутой конспирологии? Тогда уж лучше «Отдел расследований»! Или политкорректные заявления, что «украинский процесс представляет собой борьбу партий за реализацию своих программных установок». Я не говорю, что это хорошо. Но конспирология еще хуже.

Что остается? С моей точки зрения – только теория элит, социология закрытых систем. И – метод гештальта, метод широкого системного описания, противопоставленный любой и всяческой локализации.

Я утверждаю, что любой другой подход к определенному классу сюжетов (в том числе, безусловно, к тем, которые я рассматриваю в настоящем исследовании) уводит от существа дела. Что игра сети в том и состоит, чтобы через локализацию и подмену сдать свой узел, оказавшийся лишним и уязвимым. Или разменять этот узел на некие «нетранспарентные приобретения» (сдать пешку, получив качество).

Я утверждаю, далее, что «сдача пешек» уже выходит из-под контроля. А сами пешки (то есть «акторы», которые должны передвигаться по доске чьей-то рукой, а не действовать самостоятельно) начинают впитывать в себя субстанцию игровой рефлексии. Игра теряет нормативность.

Осуществляя такую констатацию, я не уподобляюсь до конца Эрнесто Рома, читающему нотации Артуро Уи. Я пытаюсь дать диагноз наличествующему. Ведь вряд ли можно назвать «игрой» процесс, в ходе которого каждый результат одновременно меняет правила, приведшие к его достижению? А значит? ..

Но главное все же в другом. В том, что «узелки», которые сеть изымает из себя, осуществляя самокоррекцию с помощью «ложных локализаций», это «индикативные симулякры». Симулякры – поскольку предъявляются как нечто, прямо противоположное их сути. Индикативные – поскольку дешифровка этих ложных мессиджей позволяет выявить суть.