Строуб Тэлботт - Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами

В пятницу, 18 августа 1989 года, через двадцать дней после частной беседы Бейкера с Шеварднадзе, ближайший советник Горбачева Александр Яковлев выступал на пресс-конференции по вопросу о трех Прибалтийских республиках. Яковлев «безоговорочно» осудил пакт, заключенный между Гитлером и Сталиным в 1939 году, приведший к аннексии Латвии, Литвы и Эстонии Советским Союзом.

Через четыре дня после заявления Яковлева парламент Литвы объявил советскую аннексию «противозаконной». Чувствуя послабление со стороны Кремля, Прибалтийские республики решили поднажать и побыстрее добиться возможно большей независимости. Организации, выступающие за отделение, заявляли о «праве» прибалтов не зависеть от Москвы. Миллион людей составил цепь в четыре сотни миль длиной, которая связала три прибалтийские столицы — Таллинн, Ригу и Вильнюс. Прибалтика и Кремль вступили на путь конфронтации.

Перед Бушем и Бейкером возникла дилемма — как строить теперь политику США. В течение пятидесяти лет Соединенные Штаты отказывались официально признать государства Балтики частью Советского Союза. Эмигранты-антикоммунисты из трех республик имели миссии в Вашингтоне и Нью-Йорке. Американские официальные лица избегали посещать Прибалтику, так как для подобных поездок требовалось разрешение Москвы.

Такова была общественная позиция Америки, однако частные мнения были иными. Американские официальные лица от президента и ниже опасались, как бы этот неожиданный всплеск сепаратизма не привел к разгулу насилия, а возможно, даже и к гражданской войне, в результате чего Советский Союз может расколоться на части и ядерное оружие окажется под контролем неизвестно кого.

Буш, Бейкер и Скоукрофт — все надеялись, что руководители Прибалтики не станут слишком уж нажимать на Горбачева, требуя независимости, по крайней мере сейчас. «Вовсе не в интересах Соединенных Штатов поощрять развал Советского Союза», — сказал Скоукрофт в частной беседе. Произнеси он подобные слова публично, американские правые сняли бы с него скальп, обвинив его в одобрении советской оккупации Прибалтики.

Тем временем в Польше выбранный Ярузельским премьер-министр-коммунист не сумел сформировать правительство. Тогда Ярузельский обратился к известному активисту «Солидарности» Тадеушу Мазовецкому с предложением создать коалиционное правительство. Коммунисты — сторонники жесткой линии — заартачились, и только 22 августа, после звонка Горбачева, руководитель польской компартии Мечислав Раковский согласился не препятствовать переходу власти к первому с 1940 годов правительству в Восточной Европе, возглавляемому некоммунистом.

Вернувшись в Вашингтон после отдыха в Вайоминге, Бейкер даже присвистнул, узнав о том, что произошло, пока он отсутствовал. «Горбачев явно оседлал тигра, но такое впечатление, что он еще и пришпоривает его», — заметил Бейкер…

Во вторник, 12 сентября, Борис Ельцин подъехал на своем лимузине к Западному крылу Белого дома с получасовым опозданием. Группа наиболее активных членов съезда народных депутатов впервые приехала в Соединенные Штаты на восемь дней и должна была выступать в Нью-Йорке, Балтиморе, Вашингтоне, Чикаго, Филадельфии, Миннеаполисе, Индианаполисе, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе.

Финансировали эту поездку калифорнийский институт Эсален и советский фонд по изучению и лечению СПИДа.

Ельцин получал за свои выступления по двадцать пять тысяч долларов.

Буш не очень стремился принимать Ельцина. Буш считал Ельцина — при его репутации человека пьющего, несдержанного и неуместно вспыльчивого — чем-то вроде незакрепленной пушки на скользкой, покачивающейся палубе советской политики. Что если он устроит на этой встрече спектакль, который потом поставит в ложное положение и Буша и Горбачева?

Роберт Гейтс, никак не разделявший то, что он называл «горбоцентризмом» в политике США, попросил президента все-таки встретиться с Ельциным. Фриц Эрмарт, председатель Национального совета по разведке, поддержал это предложение. Эрмарт не считал, что Горбачев долго продержится в политике; к тому же на него произвело впечатление возвращение Ельцина на политическую арену. Он сказал Кондолизе Райе, что Ельцин, возможно, эксцентричен и самоуверен, но он выказывает большее мужество, — куда большее, чем Горбачев, выступая по тем же позициям, какие должны поддерживать и Соединенные Штаты.