Строуб Тэлботт - Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами

Мэтлок уже попросил о свидании, чтобы информировать Горбачева в Москве, сообщил Бейкер, «но мы хотим быть уверены в том, что информация поступит по двум каналам».

Бессмертных поблагодарил Бейкера и поспешил уйти, пообещав: «Я немедленно передам это сообщение». Зная, что КГБ может подслушать любой его телефонный разговор с Горбачевым, Бессмертных решил упомянуть о сообщении косвенно. Из советского посольства в Берлине он позвонил Черняеву в Кремль и сказал:

— Мэтлок попросит о встрече с Михаилом Сергеевичем, пожалуйста, пропустите его немедленно.

— Мэтлок только что прибыл, — сказал Черняев. — А в чем, собственно, дело?

— Послушайте, что он говорит. Вы знаете, что я в Берлине и только что беседовал с Бейкером. Это все, что я могу сказать!

Это было в четверг вечером, когда в Москве Черняев ввел Мэтлока в кабинет Горбачева. Советский президент собирался выехать на свою дачу.

Мэтлок сказал Горбачеву, что получил инструкции из Вашингтона передать «сообщение, которое, президент Буш полагает, заслуживает вашего внимания»: «это более чем слух, хотя мы не можем подтвердить его». Мэтлок изложил суть информации, полученной от Попова, не сделал никакой ссылки на Попова как на источник информации и не раскрыл имен четырех человек, которых Попов назвал заговорщиками.

Горбачев поблагодарил Мэтлока за сообщение, но дал ясно понять, что американская озабоченность его политической выживаемостью является излишней. Он признал, что некоторые из его коллег, особенно Павлов, участвовали в «определенных маневрах» в Верховном Совете, Павлов, «будучи хорошим экономистом», был «неопытен» в политике; Горбачева позабавила мысль о том, что кто-либо в советском правительстве мог бы свергнуть его. Но он попросил Мэтлока поблагодарить Буша за «дружественный жест» и заверить, что «нет нужды беспокоиться».

Мэтлок послал в Вашингтон телеграмму, в которой отметил, что ничего в голосе Горбачева не выдавало тревоги.

В Вашингтоне в это время перевалило за вторую половину четверга. В три часа дня автомашина Ельцина подкатила к Белому дому. Два года назад Кондолиза Райе встречала Ельцина у бокового входа и провела его через подвал; на этот раз Буш приветствовал российского президента на церемонии в Розовом саду. Несмотря на то, что случилось за предыдущие шесть месяцев в результате шараханья Горбачева вправо, несмотря на сильное новое свидетельство того, что Ельцин стал поборником демократических идеалов и свободного рынка, Буш все еще держался за Горбачева.

В своем приветствии российского лидера Буш упоминал имя Горбачева гораздо чаще и в более благоприятном духе, чем имя самого Ельцина. Он сказал, что никто не должен забывать, как именно «отважная политика гласности и перестройки» Горбачева позволила положить конец «холодной войне». «Я хочу совершенно ясно об этом сказать, — заявил в заключение Буш, — Соединенные Штаты будут продолжать поддерживать возможно более тесные официальные отношения с советским правительством Горбачева».

Проведя Ельцина в Овальный кабинет, Буш сказал ему о предупреждении Попова. Ельцин не был слишком напуган, но предложил позвонить Горбачеву и предупредить о грозящей опасности.

Это предложение понравилось Бушу, поскольку оно освобождало его от неудобной обязанности действовать в качестве посредника. Он заказал разговор по телефону с Кремлем, но в Москве было уже слишком поздно, и Горбачева на месте не было.

Попрощавшись с Бушем, Ельцин едко сказал помощнику: «Он, видимо, очень рвется поговорить по телефону со своим другом». Затем заметил, что Буш все еще, кажется, находится «под впечатлением», будто все зависит от его личных взаимоотношений с Горбачевым. Он сравнил Буша с одним из многих доверчивых религиозных верующих в России, попавших под влияние знаменитого и популярного телевизионного врачевателя Анатолия Кашпировского.

У Западного крыла Ельцин заговорил с репортерами. Признав, что «у себя дома мы все еще имеем силы, которые хотят вернуться к эпохе застоя», он поклялся, что Россия «не допустит изменения хода истории». В своих замечаниях не для печати Ельцин на приеме в советском посольстве объявил о «конце марксистского эксперимента в России».

На следующий день, в пятницу, 21 июня, Горбачев был в хорошей форме. Отсутствовав в начале недели на заседаниях Верховного Совета, он теперь размашистой походкой вошел в зал и дал словесный залп по всем своим критикам. Парламент отверг «конституционный путч» Павлова большинством: 262 голоса против 24.