Строуб Тэлботт - Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами

Когда Мэтлок выполнил это поручение, Бессмертных сказал: «Ничего страшного не произойдет, если Буш примет Ельцина. Важно только, чтобы президент Буш воспользовался случаем и подтвердил американскую поддержку центрального правительства, а также попытался убедить Ельцина в необходимости сотрудничества с Горбачевым».

Весной 1991 года советская экономика переживала самый глубокий за все время кризис. В 1989 году, по оценкам западных экспертов, советский валовой национальный продукт анемично возрастал ежегодно на 1,4 процента; к 1990 году считалось, что он сократился на 2,5 процента. Дальнейшее сокращение до 4,4 процента ожидалось в 1991 году, а на 1992 год предсказывалось сокращение на 14–20 процентов.

Уровень жизни неуклонно падал — в глазах многих исстрадавшихся советских граждан виновата в этом была перестройка. Горбачев и его коллеги предприняли демонтаж старой системы, но не создали — и даже четко не представляли себе — новой.

Советский руководитель именовал такое положение дел «переходным». Но если он многократно клялся децентрализовать контроль над экономикой, то взаимосвязанные министерства старались заблокировать реформы. Официальные разглагольствования насчет приватизации мало что значили при отсутствии законов, определяющих и защищающих частную собственность.

Постоянно занятый тактическим маневрированием между консерваторами и либералами по вопросам будущей политической структуры Союза, Горбачев и в экономике инстинктивно искал гибридную систему. Когда он и его советники произносили новое магическое слово рынок, они всегда сопровождали его смягчающим управляемый или регулируемый, что подразумевало некий компромисс между философиями Карла Маркса и Адама Смита.

С 1987 года у Горбачева один за другим менялись экономические советники, призывавшие его коренным образом изменить систему; это были: Абель Аганбекян, Леонид Абалкин, Николай Петраков и Станислав Шаталин. Хотя программы у них были разные, все они считали, что правительство должно отпустить цены, чтобы они отражали реальную стоимость продукции и наличие ее на рынке, — иначе, утверждали экономисты, все разговоры о переходе к рыночной экономике являются бессмыслицей и обманом. Кремль не сможет создать свободный рынок, пока он не прекратит субсидирование нерентабельных предприятий и не перестанет печатать в огромных количествах рубли, чтобы заткнуть большой дефицит в бюджете.

В конце 1990 года Горбачев поправел не только в политике, но и в экономике. К тому времени Шаталин и другие сторонники реформ либо отошли на обочину, либо — в некоторых случаях — стали тесно сотрудничать с Борисом Ельциным, планируя пересмотреть законы Российской республики.

К весне Горбачев уже открыто опирался на коммунистов-консерваторов, которые предупреждали, что инфляция, последующая за отпуском цен, и безработица, сопутствующая закрытию нерентабельных предприятий, вызовут социальные беспорядки и политический бунт в Советском Союзе.

Главным среди советчиков такого рода был плотный, стриженный «ежиком» премьер-министр Валентин Павлов, придерживавшийся как раз тех «командно-административных методов», которые Горбачев порицал в своих речах, но на которые часто опирался на практике. Павлов не только противостоял коренным реформам, но считал многих сторонников таких реформ либо сознательными агентами, либо бессознательными участниками заговора, задуманного западными капиталистами.

Это по настоянию Павлова Горбачев подписал в январе 1991 года указ, дававший КГБ право устраивать обыски на предприятиях, подозреваемых в сокрытии товаров, взвинчивании цен, спекуляции валютой и других формах «черного рынка» и «экономического саботажа». «Черным рынков» именовалось то, что на самом деле было свободным рынком, в котором реформаторы видели спасение страны. Поскольку советские законы крайне туманны и противоречивы в отношении того, что дозволено, а что нет, полицейские меры, установленные Павловым, явились сдерживающим фактором для развития предпринимательства.

Однако силовой удар Павлова вовсе не был непопулярен. Несмотря на все свое разочарование в коммунизме, у многих советских граждан еще четко хранился в сознании образ жирного мерзкого западного банкира, который, вцепившись в мешки с деньгами, пляшет на спинах рабочих.

Маленькие частные предприятия — или «кооперативы» — запрашивали сколько могли за свои товары и услуги. Поскольку цены у них были намного выше, чем в государственных магазинах, на них смотрели как на людей, наживающихся за счет «народа».