Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Во время работы над речью состоялось мое знакомство с Брежневым. Я читал текст, он слушал.

— Ты знаешь, что такое «боровая дичь»?

— Примерно…

— Давай сделаем так. Я тебе растолкую про боровую дичь, а ты объясни мне толком, что такое «конфронтация». Договорились?

— Договорились.

Характерно для Брежнева. Он не стеснялся сказать, что он чего-то не знает или не понимает. Умел слушать.

Главное событие ноябрьских праздников — появление Чжоу Эньлая на праздновании 47-й годовщины Октябрьской революции. Китайцы, видимо, всерьез решили, что новое руководство развернется в сторону Пекина. Отсюда — разведка боем. Основным собеседником Чжоу Эньлая был Микоян. Китайский премьер нажимал на необходимость отказа от «трех мирных» (напоминаю: «мирный переход», «мирное сосуществование», «мирное соревнование»), пересмотра Программы КПСС. Микоян мужественно отбивался. Разошлись на нулях. Взаимопонимание не улучшилось, но и не ухудшилось.

Ухудшилось оно вечером 6-го на приеме в Кремле. К Чжоу Эньлаю подошел изрядно принявший маршал Малиновский.

— Мы свою старую калошу скинули, и вы свою уберите. Полный порядок будет!

Кажется, Чжоу Эньлай не нашел слов для ответа и покинул прием. Потом, через много лет, китайцы говорили мне, что Малиновский обращался не к Чжоу Эньлаю, а к маршалу Хэ Луну. Но это мало что меняет.

Может быть, оно и к лучшему, что китайцы взбрыкнули. Иллюзии, если они у кого-то появились, исчезли. Даманский был еще впереди…

Сразу после праздников нас опять отправили на дачу Горького. Готовилось заседание Политического консультативного комитета организации Варшавского договора. Еще одна презентация нового лидера КПСС. Одновременно шла подготовка к очередному Международному совещанию коммунистических партий (в русле совещаний 1957–1960 годов). На этом этапе ставилась задача созвать заседание Редакционной комиссии для рассмотрения возможных документов совещания.

Принципиально новым обстоятельством была драка с маоистами, расколовшая коммунистическое движение, вызвавшая всеобщее брожение мысли и усилившая тягу к независимости от Москвы, к самостоятельности компартий. В таких условиях нельзя было диктовать, а нужно было согласовывать, учитывать уже в проекте документов разные точки зрения и позиции. Дело для представителей КПСС, прямо скажем, не очень привычное. Ведь мы привыкли к аплодисментам, а не к критике. Теперь надо было привыкать к другому: primus inter pares («первые среди равных»). В общем, надо было подготовить такой проект, который встретил бы минимум возражений. И мы старались. И, судя по моим записям, перестарались.

Я уже говорил, что дневников не вел. Пытался, но не мог — быстро надоедало. Иногда делал отрывочные записи. Первые из таких записей относятся к концу 1964 — началу 1965 года. Цитирую запись от 31 декабря: «Кончаем работу над документами к Редакционной комиссии. Где-то посередке между итальянцами и китайцами. А надо бы определиться. Стремление удовлетворить всех в конце концов всех оттолкнет. Печальный опыт Заявления 1960 года — этого типичного образчика беспринципного компромисса — показывает бесполезность и даже вред документов такого рода». Новый год встречали дружным дачным коллективом. Сформулировал свой личный план на 1965 год:

1) похудеть на 25 кг;

2) бросить курить;

3) перейти на томатный сок;

4) защитить диссертацию.

На следующей странице лаконичная запись: «По данным Управления делами ЦК КПСС, с мая по декабрь (включительно) с. г. выпито 948 бутылок водки и коньяка».

Ни один из пунктов моего плана выполнен не был.

Что же касается впечатляющей цифры, то она запала мне в душу и трансформировалась в цитируемый ниже документ:

Ввиду постоянно развивающегося пьянства, охватившего и ведущих теоретических работников, сконцентрированных ныне на даче Горького (тт. Брутенц К. Н., Хавинсон Я. С., Чепраков В. А. и другие, а также Яковлев Александр Николаевич), считаем своим долгом довести до сведения ЦК КПСС ряд соображений, касающихся пресечения и недопущения пьянства впредь.

1. Управление делами ЦК КПСС отнюдь не намерено настаивать на полном изъятии водки из ежедневного рациона теоретиков-марксистов (тт. Брутенца К. Н., Хавинсона Я. С., Чепракова В. А. и других, а также Яковлева Александра Николаевича). Не говоря уже о том, что эта задача утопична и непосильна, мы очень хорошо понимаем, что в нашем суровом климате совершенно обойтись без водки столь же трудно, как, например, жителям знойных и развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки трудно обойтись без живительных лучей солнца, а обитателям развитых стран капитализма, находящихся в умеренной полосе, немцам например, — без кружки пива и колбасы.