Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Весна 1967 года. Институту выделили здание в Хлебном переулке. Есть сторож уже. Мебели нет. Мы вдвоем зашли в будущий директорский кабинет. На широком дореволюционном подоконнике разложили извлеченную из кейсов снедь и хорошо отметили. В этом кабинете академик Г. А. Арбатов, почетный директор Института США и Канады, работает и в 2002 году.

Какой-то из дней рождения Арбатова, уже директора института, отмечался в Завидове. Воспел его:

Когда Юре исполнилось 60 лет, я подарил ему пуд (16 кг) соли. Столько, сказал, мы уже съели, а вот этот мешок нам съесть предстоит. Едим…

Переманил из «Коммуниста» Федора Федоровича Петренко. Специалиста по партийному строительству. Въедливого редактора. Многодетного красавца. Фаната-байдарочника, пытавшегося каждое лето сгубить свою жизнь на порогах какой-нибудь экзотической речки.

Поначалу консультанты бродили как первобытное стадо, подчиняясь лишь авторитету вожака, Бурлацкого значит. Потом нас объединили в подотдел во главе с тем же Бурлацким. Еще потом подотдел распустили, но создали группу консультантов. Руководитель группы (первым был Бурлацкий) по материальному обеспечению приравнивался к заместителю заведующего отделом.

Для ясности. Консультант приравнивался к заведующему сектором. Зарплата — 400 рублей. Правительственный телефон — «вертушка». Кремлевская поликлиника (про нее говорили: «полы паркетные, врачи анкетные»). «Столовая лечебного питания»: платишь в месяц 70 рублей, питаешься (там или навынос) на 140 рублей. Вызов машины в рабочее время по служебным надобностям.

Замзав получал на 50 рублей больше. Машину мог вызывать в любое время суток. И мог позвонить и попросить, чтобы в кабинет принесли чай (с сушками!).

Долгие годы партийные чиновники дослуживались до этих символов положения. А тут пришли какие-то пижоны, «аристократы духа», и получили «символы» сразу и по полной программе.

Старожилов аппарата раздражало и то, что консультанты чуть ли не каждый день толклись вокруг начальства. Возникало напряжение…

Примерно в то же время формировалась «конкурирующая фирма» — консультантская группа международного отдела. Негласный принцип подбора был тот же: марксисты с неким ревизионистским душком. В отличие от Андропова Пономарев располагал инкубатором для «высиживания» таких кадров. Им служила расположенная в Праге редакция журнала «Проблемы мира и социализма».

Основоположником и бессменным куратором консультантской группы «братского» отдела был Елизар Ильич Кусков. Прелюбопытнейшая фигура! Внешне — никаких признаков интеллигентности, «великосветского» лоска партийных функционеров высшего разряда. Ну прямо крестьянин от сохи. Но голова — голова, будто бы специально созданная для поиска компромиссных «формулировок» и создания «классических» формул (пример: мировая система социализма — детище международного рабочего движения).

Рассказывают, что именно Кусков был автором последней фразы Программы КПСС: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Поставив восклицательный знак, Елизар Ильич заметил: «Лозунг этот переживет века…»

Помню, в ходе какого-то застолья прозвучало:

Кусков любил выпить. Как и многие из нас. Часто перебарщивал. Возникали проблемы. Пономарев знал об этом. Но держал над Кусковым «зонт безопасности». Сделал его своим первым заместителем.

Наиболее часто приходилось сотрудничать с Анатолием Сергеевичем Черняевым и Вадимом Валентиновичем Загладиным.

Черняев воевал. По образованию — историк. Знал свое дело до тонкостей. Мог найти точные слова для выражения мысли — что встречается довольно редко. Боролся, хотя и не всегда успешно, с консультантской вольницей. В манерах его, как мне казалось, было что-то дворянское (сегодня сказали бы: «косит под Атоса»). За что и был назван «граф Черняев-и-Гассет». Сокращенно — «граф».

Граф был единственным из всех моих знакомых, у которого хватало терпения ежедневно вести подробнейшие дневники. Это делает его воспоминания уникальными.