Пётр Кропоткин - Хлеб и воля

Такова была теория и такова же была, в течение долгого времени, практика. В Лондоне и Манчестере наживались громаднейшие состояния, а Индия разорялась. Пройдите только по Индийскому Музею в Лондоне и вы увидите, какие неслыханные, невероятные богатства накопляли в Калькутте и Бомбее английские торговцы.

Но вот другим, также английским, торговцам и капиталистам, пришла в голову совершенно естественная мысль, что гораздо выгоднее эксплуатировать жителей Индии непосредственно и выделывать бумажные ткани в самой Индии, вместо того, чтобы ввозить их на двести с лишком миллионов рублей в год из Англии.

Вначале им пришлось потерпеть ряд неудач. Индийские ткачи, артисты своего ремесла, не могли примириться с фабричными порядками. Машины, присланные из Ливерпуля, оказались негодным старьём; кроме того, нужно было принять во внимание условия климата, приспособиться к новым условиям. В настоящее время всё это уже пережито, и английская Индия становится всё более и более опасной соперницей для мануфактур метрополии. В ней существовало в 1895-м году 147 больших хлопчатобумажных фабрик, на которых работало около 146.000 рабочих. Каждый год Индия вывозит в Китай, в Голландскую Индию и в Африку больше чем на 50 миллионов рублей той самой белой бумажной материи, которую считали прежде специальностью Англии, а в 1897 г. бумажных тканей уже вывезено было из Индии на 140 миллионов рублей. И в то время, как английские рабочие сидят без работы, индусские женщины, получающие по 24 копейки в день, выделывают на машине те бумажные ткани, которыми ныне начинают наводнять портовые города крайнего Востока. Джутовое же дело развивается ещё быстрее.

Одним словом, недалёк день, — и умные фабриканты отлично это знают (ради этого и Африку решили завоевать), когда в Англии не будут знать, куда девать те «рабочие руки», которые раньше занимались тканьём бумажных материй на вывоз. Мало того: есть очень серьёзные основания думать, что через двадцать лет Индия не будет покупать у Англии ни одной тонны железа. Первые препятствия, которые встречала эксплуатация угля и железа в Индии, уже успели преодолеть и на берегах Индийского океана уже возвышаются заводы, соперничающие с английскими.

Колонии, конкурирующие с метрополиями продуктами своих фабрик — вот поразительное явление экономической жизни девятнадцатого века.

И почему бы им и не конкурировать? Чего им не хватает? Капитала? Но капитал пойдёт всюду, где только есть несчастные, которых можно эксплуатировать. Знаний? Но знание не признаёт национальных границ. Технических знаний у рабочих? Но чем индусский рабочий хуже тех 92.000 мальчиков и девочек моложе пятнадцати лет, которые заняты теперь в Англии в обработке волокнистых веществ?

Мы бросили беглый взгляд на промышленность отдельных стран; теперь было бы интересно сделать такой же обзор некоторых специальных отраслей промышленности.

Возьмём, например, шёлк, который в первой половине этого века был чисто французским продуктом. Известно, что Лион стал одно время центром обработки шёлка, который сначала собирали в долине Роны, а затем стали покупать в Италии, Испании, Австрии, на Кавказе и в Японии. На десять миллионов фунтов шёлка-сырца, превращённого в 1875 году в материю в Лионе и окрестностях, французского шёлка приходилось всего 880.000 фунтов.

Но раз Лион стал обрабатывать ввозный шёлк, то почему было не делать того же самого Швейцарии, Германии, России? Мало-помалу тканьё шёлковых материй развилось в деревнях цюрихского кантона. Базель сделался крупным центром шёлкового производства. Кавказская администрация обратилась к марсельским работницам и лионским рабочим с приглашением приехать на Кавказ обучать грузин усовершенствованным приёмам разведения шелковичного червя, а кавказских крестьян — искусству превращать шёлк в материи. Этому же примеру последовала и Австрия. Германия устроила, при содействии самих же лионских рабочих, огромные шёлковые фабрики. Соединённые Штаты сделали то же самое в Патерсоне…

И вот теперь шёлковое производство уже перестало быть специальностью Франции. Шёлковые материи выделываются и в Германии, и в Австрии, и в Соединённых Штатах, и в Англии, и в России. Кавказские крестьяне ткут по зимам фуляры за такую плату, при которой лионскому ткачу пришлось бы умирать с голоду. Италия посылает свои шелка во Францию, а Лион, вывозивший в период времени за 1870–74 года на 150 миллионов рублей шёлка, теперь вывозит его всего на 75 миллионов. Скоро он будет посылать за границу исключительно материи высших сортов, или же какие-нибудь новые ткани, которые могут послужить образцом для немцев, русских и японцев.