Пётр Кропоткин - Хлеб и воля

И заявляя о своём праве на довольство, они — и это ещё важнее — провозгласят вместе с тем своё право решать, что должно представлять собою это довольство, какие продукты нужно производить для его обеспечения и что можно оставить, как потерявшее всякую цену.

Право на довольство, это — возможность жить по-человечески и воспитывать детей так, чтобы сделать из них равных членов общества, стоящего более высоко, чем наше; тогда как право на труд, это — право оставаться всегда наёмным рабом, управляемым и эксплуатируемым завтрашним буржуа. Право на довольство, это — социальная революция, право на труд, это, самое большее — промышленная каторга.

Уже давно пора рабочему провозгласить, наконец, своё право на общее наследие и завладеть этим наследием.

Всякое общество, покончившее с частной собственностью, должно будет, по нашему мнению, организоваться на началах анархического коммунизма. Анархизм неизбежно ведёт к коммунизму, а коммунизм — к анархизму, причём и тот, и другой представляют собою не что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающего в современных обществах — стремления к равенству.

Было время, когда крестьянская семья могла считать выращиваемый ею хлеб и выделываемую дома шерстяную одежду плодами своего личного труда. Правда, даже и тогда такой взгляд был не совсем верен: уже тогда существовали мосты и дороги, устроенные сообща, были луга, осушённые общими силами, общинные пастбища и загороди, поддерживавшиеся общими усилиями. Всякое усовершенствование в ткацком станке или в способе окраски холста шло на пользу всем; и крестьянская семья не могла существовать иначе, как при условии, что ей, не в том, так в другом будет оказана мирская поддержка.

Но в настоящее время, когда всё связано и всё переплетается между собою в промышленности, когда каждая отрасль производства пользуется услугами всех остальных, — искать долю каждого в современном производстве оказывается совершенно невозможным. Если обработка волокнистых веществ и ковка металлов достигли в образованных странах такого удивительного совершенства, то они обязаны этим одновременному развитию тысячи других, крупных и мелких отраслей промышленности, распространению железных дорог и пароходов, навыку и ловкости, приобретённым миллионами рабочих, известному общему уровню развития всего рабочего класса и, наконец, вообще всем работам, которые производятся на всём земном шаре.

Итальянцы, умиравшие от холеры при прорытии Суэцкого канала или от деревенелости сочленений в Сен-Готардском туннеле; американцы, погибавшие от пушечных ядер в войне за отмену рабства, сделали для развития хлопчатобумажной промышленности в России, в Европе и в Америке не меньше, чем те девушки и дети, которые чахнут на манчестерских или московских фабриках, или тот инженер, который — большею частью на основании догадки кого-нибудь из рабочих — вносит улучшения в ткацкие станки.

Каким образом определить, при таких условиях, часть, приходящуюся на долю каждого, в тех богатствах, созданию которых содействуем мы все?

Становясь на эту обобщающую точку зрения, мы не можем поэтому согласиться с коллективистами и не можем признать, чтобы вознаграждение, пропорциональное числу часов, употреблённых каждым на производство этих богатств, представляло собою идеал, или хотя бы даже шаг вперёд по направлению к идеалу. Не входя здесь в обсуждение того, действительно ли меновая ценность товаров измеряется в современном обществе количеством необходимого для их производства труда, как утверждали Адам Смит и Рикардо, а за ними и Маркс (мы вернёмся к этому впоследствии), затем только, что в таком обществе, где орудия производства считаются общею собственностью, идеал коллективистов уже окажется неосуществимым. Раз только общество примет за основание принцип общественного владения, ему неизбежно придётся отказаться и от всякой формы наёмного труда.

Мы твёрдо убеждены в том, что смягчённый индивидуализм коллективистов не сможет удержаться рядом с коммунизмом, хотя бы неполным, но уже выраженным в общем владении землёю и орудиями производства. Новая форма владения собственностью потребует и новой формы распределения того, что будет выработано на общей земле, общими орудиями труда. При новой форме производства невозможна старая форма потребления, точно так же как при ней невозможны и старые формы политической организации.