— возникновением и эскалацией военных конфликтов вблизи государственной границы России и внешних границ СНГ; резкой эскалацией масштабов международного терроризма против России и ее союзников, в том числе с возможным использованием ОМП;
— увеличением военно–технологического отрыва ведущих держав и наращиванием их возможностей по созданию ВВТ новых поколений, что ведет к качественно новому этапу гонки вооружений и существенному изменению содержания, форм и способов ведения военных действий;
— существованием территориальных претензий к России со стороны сопредельных государств.
Наиболее полно и наглядно значимость данных угроз для национальной безопасности России проявилась в ходе расширения НАТО на Восток и их агрессии против Югославии, а также событий на Северном Кавказе.
В этой связи следует особо остановиться на последней войне на Балканах, так как она во многих отношениях стала значимой. С военно–политической точки зрения эта война ознаменовала собой, по существу, начало новой эпохи не только в военной, но и во всеобщей истории. Эпохи открытого военно–силового диктата США по отношению к другим странам, в том числе к своим союзникам (именно в этом контексте просматривается и «глобализация» НАТО своей зоны ответственности).
Появление этой эпохи — не случайный зигзаг истории, а одна из основных закономерностей конца XX — начала XXI века. При относительно небольшой удельной численности населения (порядка 2,5%) США потребляют до 40% добываемых в мире природных ископаемых, импортируя при этом около половины нефти, за счет которой на 40% удовлетворяют свои базовые потребности в энергии. Поэтому по мере возрастания зависимости своего экономического благополучия от доступа к мировым рынкам и запасам природных ресурсов военно–силовая компонента политики США будет систематически усиливаться. В том числе и по отношению к России — в силу специфики ее геополитического положения.
С военно–стратегической точки зрения ВС США и НАТО в результате 78–суточной воздушно–морской наступательной кампании удалось достигнуть фактически беспрецедентных результатов. Впервые была практически подтверждена принципиальная возможность реализации концепции «воздушной войны», выдвинутой итальянским военным теоретиком дивизионным генералом Дуэ еще в 20–е годы нашего столетия.
Согласно этой концепции, для принуждения противника к капитуляции достаточно разрушить важнейшие военные, государственные и экономические объекты на его территории путем нанесения по ним массированных авиационных ударов. Однако до появления современных военных технологий ни в одной из войн прошлого без проведения широкомасштабных наземных военных действий и захвата значительной части территории победить противника не удавалось.
С военно–технической точки зрения эта война стала полномасштабным прообразом нового, так называемого «бесконтактного» вида войн (их можно назвать еще информационно–технологическими, или «виртуальными»), что означает начало нового этапа революции в военном деле.
Необходимо особо отметить, что подобный вид войн появился не вдруг, а во многом в результате целенаправленного и планомерного развития США тех программ «звездных войн», которые начали разрабатываться ими в начале 80–х годов в рамках стратегической оборонной инициативы (СОИ).
Характерные черты таких войн — подавляющее военно–техническое и информационное превосходство нападающей стороны, сводящее ее риск понести ощутимые людские и материальные потери от возможных ответных действий противника до приемлемого для себя минимума. Массированное применение нападающей стороной дистанционно–пилотируемых и роботизированных летательных аппаратов и дальнобойного высокоточного оружия (преимущественно воздушного и морского базирования), особенно на этапе завоевания абсолютного господства в информационной и воздушно–космической сферах. Систематическое и избирательное поражение важнейших объектов военного, военно–экономического и экономического потенциалов, а также вывод из строя систем обеспечения жизнедеятельности населения на всей территории противника для принуждения его к капитуляции.
Очевидно, что по мере возрастания информационно–технологического отрыва США и других высокоразвитых государств их возможности по ведению подобных войн в отношении других стран будут возрастать. При этом значимость имеющегося у этих стран ядерного оружия в качестве их фактора стратегического сдерживания будет определяться уже не только и даже не столько самим фактом его наличия. Большое значение будет иметь уровень информационно–технологического развития обеспечивающих и оборонительных систем, гарантирующих возможность эффективного применения этими странами ядерного оружия в критических для них ситуациях.
Читать дальше