Александр Панарин - Политология. Западная и Восточная традиции - Учебник для вузов

Орфическим потенциалом также заряжена и латиноамериканская культура, повседневность которой пронизана мифом. Об этом свидетельствуют не только романы Ж. Амаду, но и рафинированная поэтика Г. Маркеса. Нет, это не аскетика Востока, не воздержание от волюнтаристских импровизаций, это форма альтернативного активизма, в котором художественный гений довлеет над инженерно-конструктивистским гением Запада. Целью этого активизма является не прикладная польза, а полнота самовыражения. Если определение «человек играющий» звучит метафорическим преувеличением по отношению к западной «цивилизации досуга», то применительно к латиноамериканской поэтике повседневности оно выглядит вполне уместным. Данная поэтика выходит за пределы декоративных орнаментировок суровой повседневности. Она представляет собой способ восстановления прерванной связи социального и природного начал, своего рода реставрированный магической техникой, приобщающей человека к великому карнавалу живого играющего Космоса.

Свое место в этом альтернативном универсуме грядущего, несомненно, занимает и Россия. Циклы российской истории – то же чередование западно-восточных фаз, только в отличие от цивилизаций Востока это чередование является внутренней судьбой России, продуцируясь изнутри. Россия – хартленд, центральное место планеты, не только в геополитическом смысле, но и в историософском. Здесь находятся стяжки не только мирового западно-восточного пространства, но и формационного времени.

Согласно нашей гипотезе, формационные сдвиги связаны с гетерогеннойзападно-восточной структурой человечества. Каждый формационный сдвиг – это смена доминанты: западной на восточную или восточной на западную. Каждое из «полушарий» человечества содержит и западные, и восточные импульсы, различаясь лишь соответствующими доминантами. Внутренняя цивилизационная преемственность определяется устойчивостью доминанты. В то же время единство мировой истории предопределяется тем, что в каждой из ее чередующихся фаз – восточной или западной – соответствующая доминанта захватывает и противоположную сторону: в пей резко усиливаются позиции адептов «чужого» принципа.

В России же как гетерогенной западно-восточной стране, эпохи формациоппых переходов раскалывают население на две практически равновеликие части. Этим объясняется ожесточенность происходящих в ней реформационно-революционных процессов. Россия – восточная страна по своей структуре, в ней преобладает не индивидно-номиналистическое , а соборноеначало. Но в мотивационном отношении она приобщена к западному прометеизму, ее увлекают вселенские проекты «фаустовской» культуры. На Востоке ее воспринимают полпредом Запада, на Западе – носителем восточных начал. Эта неусыновленность России ни в одной из цивилизационных ниш делает ее существование рисковым, а историческую судьбу – драматичной.

В то же время именно Россия в переломные эпохи драматических разрывов мирового пространства–времени берет на себя задачу сращивания разошедшихся мировых структур. В ней, таким образом, заложен механизм восстановления единства мировой истории. Вышеприведенные соображения заставляют по-новому взглянуть на предмет и задачи современной политической науки. Политологическое сообщество – теоретики, эксперты, преподаватели политологии – далее не может игнорировать достижения таких наук, как сравнительная культурология, этнология, религиоведение, история, которые успели «реабилитировать» Восток, показав ряд его непревзойденных достижений и огромный вклад в культурную копилку человечества. Сегодня, кажется, одна только политология до сих нор третирует Восток как зону сплошного политического варварства на том основании, что там не знали принципа разделения власти, западной системы «сдержек и противовесов» и конституционных гарантий прав личности. Не может быть, чтобы рафинированные цивилизации в политическом плане являли сплошное деспотическое варварство. Нам предстоит, очевидно, существенно скорректировать наши критерии оценки политических систем и культур, чтобы в них нашлось место и политическим достижениям Востока. Там, действительно, не действует модель свободного политического рынка, но, может быть, восточное понимание того, что власть не товар и она не должна продаваться, также заслуживает, чтобы к нему прислушаться.