МИХАИЛ СОЛОМЕНЦЕВ - Зачистка в политбюро Как Горбачев убирал врагов перестройки

Выбрав подходящий момент, в перерыве съезда я обратился к Брежневу и настойчиво стал ему доказывать, что такую запись в пятилетний план делать нельзя. Проект переброски воды из Сибири в Среднюю Азию вызвал волну возмущения среди ученых, руководителей сибирских регионов, многих граждан страны (о чем можно судить по огромному количеству писем). Проблема до конца не изучена, осуществление проекта требует огромных капиталовложений и может обернуться тяжелыми последствиями.

«Вот ты говоришь о тяжелых последствиях, ― возразил Леонид Ильич, ― а другие ― о большом экономическом эффекте». Я сказал, что не видел доказательств экономического эффекта. Его сейчас и невозможно определить, так как совершенно неясны экономические, экологические и социальные последствия. Зато есть официальное заключение Сибирского отделения Академии наук, что переброску делать нельзя. Существуют, конечно, и противоположные мнения. Но включать столь спорный и неотработанный проект в пятилетний план недопустимо.

Брежнев пообещал в один из перерывов посоветоваться с членами Политбюро. Обсуждение состоялось и было весьма бурным. В итоге решили записать: «Продолжить изыскания и исследования возможности переброски вод сибирских рек в Среднюю Азию». Изменение внесли в проект пятилетнего плана. На съезде против этой формулировки никто не выступил. В последующие годы этот проект стал забываться, и к нему больше, кажется, не возвращались.

Правда, уже в нынешнее время московский градоначальник Лужков неожиданно выступил за такую переброску, но уже с условием продажи воды среднеазиатским государствам. Не думаю, что все экономические, социальные и экологические перспективы были просчитаны командой Лужкова глубже и основательнее, чем это было сделано Сибирским отделением Академии наук в ходе обсуждения этого вопроса в СССР.

1972 год оказался для России очень тяжелым. С ранней весны установилась жаркая сухая погода. Начались лесные пожары, загорелись торфяные караваны (высушенный торф, сложенный в форме скирд) и даже еще не добытый торф на всю глубину залегания. Во многих регионах бушевали пожары: на Дальнем Востоке, в некоторых районах Сибири, в центре России. Спецподразделения по тушению лесных пожаров явно не справлялись, не хватало техники и людей. Я, как начальник Гражданской обороны РСФСР, принял решение о мобилизации из резервистов сорока тысяч человек и десятков тысяч единиц различной техники для помощи в борьбе с огнем. Но обстановка так обострилась, что пришлось обратиться в Политбюро ЦК КПСС и правительство Союза о привлечении армейской техники для помощи в тушении пожаров. Подразделения нескольких военных округов самоотверженно и мужественно выполняли эту задачу.

Наиболее тяжелая нагрузка выпала на Московский военный округ. Вместе с командующим округом мы создали штаб по борьбе с пожарами. Разместили его в зале заседаний Совмина. Работа была организована по военному и шла круглосуточно. Стены были увешаны детальными географическими картами, задействованы все виды связи. Штаб располагал обширной информацией о положении дел с тушением пожаров на каждый час, правом переброски и использования значительных сил. Мои указания выполнялись безоговорочно, независимо, касалось ли это гражданских или воинских подразделений. Было принято Постановление правительства России о запрещении въезда в леса автомобилей, мотоциклов, разведения костров и посещения лесов для отдыха.

В сложном положении оказалась столица. Пожары в Московской и Рязанской областях привели к сильному задымлению Москвы. Появились жалобы, что в отдельных районах города трудно дышать. Это действительно было так. Штаб прорабатывал вопрос возможного отселения части москвичей в другие регионы.

Вместе с командующим МВО, с группой сотрудников штаба побывал в районах наиболее опасных пожаров, в том числе на стыке Московской и Рязанской областей, в Горьковской области, Марийской АССР. На стыке Московской и Рязанской областей горел не столько лес, сколько караваны заготовленного торфа и торфяные залегания на всю глубину. Пожары мы осматривали из автомобиля и с вертолета. Зрелище страшное. Подступиться к горящим караванам невозможно ― очень высокая температура.

Пожарные роют траншеи, чтобы остановить продвижение огня. Если на его пути есть строения, их обливают водой. Но беда в том, что поблизости нет воды. Озерца в котлованах, оставшихся после добычи торфа, пересохли. На следующий день вылетели в Горький. На подлете пилот доложил, что на гражданский аэродром из‑за большой задымленное™ сесть нельзя. Предлагают посадку на военном аэродроме, но вскоре и его закрыли. Советуют садиться на гражданский, там якобы видимость улучшилась. Повернули на гражданский. Там действительно просвет был, но быстро закрылся. Трижды летали от одного аэродрома к другому, и наконец‑то нас посадили на военном аэродроме, отступив от норматива по видимости. Сели в машины и поехали в самый опасный очаг пожара.