Сергей Кара-Мурза - Правильная революция

Если взять в целом то, что сказано о русском крестьянстве теми, кто его близко знал, — Тургеневым и Некрасовым, Лесковым и Толстым, сам тезис о его убожестве и примитивности предстанет злобным идеологическим мифом. А если вникнуть в творчество тех, кто сам вышел из крестьянства, — хотя бы Есенина, — то вообще непонятно, как мог кто-то в этот миф поверить. А ведь верили и верят. По мне, есть неразрывная связь между отрицанием крестьянской России и ненавистью к России советской. Одно питается другим.

Я — из последнего поколения тех, чьи родители в большинстве своем вышли из крестьян. Мы уйдем, а дети наши останутся с этой ложью, и живого слова им никто не скажет. А может, и Толстого не прочитают.

Не очень-то хорошо ссылаться на личные впечатления, но, думаю, скажу вещи, многим знакомые и близкие. В детстве, два последних года войны, я жил у деда в деревне. Он был казак из Семиречья, но под старость перебрался ближе к Москве. Казаком он был бедным, работал много, но деньги не шли — семеро детей. Жил, по «прогрессивным меркам», убого и примитивно. Изба полна детей, тут же и теленок. Как зима, приезжают знакомые киргизы: «Василий, возьми мальчишку в работники на зиму, а то помрет». Значит, покорми зиму. Так что кроме своих семерых два-три киргизенка. Да еще жеребенок бегает за ними, как собака, прыгает на кровать, пытается залезть на печку.

Когда я жил у деда, он с утра до ночи, при коптилке, работал. Кажется, знал все ремесла. И все время со мной разговаривал, советовался, учил. Сейчас, на склоне лет, узнав множество умных людей, я все же прихожу к выводу: мне не довелось больше встретить человека с таким космическим и историческим чувством, как у дедушки. Когда он со мной говорил, областью его мысли была вся Вселенная, а временем — вся история Руси. Во всяком случае, начиная с Ивана Сусанина все дела касались нас с ним прямо и непосредственно — он не думал о времени, а жил в нем. Думаю, он был человек талантливый, но талант мог лишь придать очарование выражению его мироощущения, но не породить его. Это шло от его крестьянского бытия.

Я вполне осознал себя в крестьянской избе, в эвакуации (до этого в памяти провалы). Хозяин — старик, характер его сложился до революции. Упомяну лишь одну его черту, общую для крестьян: способность многое сказать скупыми словами, но дополнить такими выразительными средствами («знаковыми системами») — голосом, своим видом, что сказанное становится изречением. Мне было три года, к приходу матери с работы я должен был начистить картошки. Старик пригляделся, а когда пришла мать, сказал: «Твой много срезает с картошки». Он сказал так, что у меня и в мыслях не было возмутиться или обидеться. Только желание быстрее научиться. Я полюбил это нехитрое дело, оно меня связывает с образом человека, который меня наставил на путь жизни. Он о мелочи сказал так, будто открыл истину.

Так какими же мерками мы меряем этих людей и ту Россию, которую они не потеряли, а именно сохранили? Давайте проверим наши весы и гири. От этих людей пошла Советская власть — то лучшее, что в ней было.

Насколько это нетривиальная мысль видно из того, что до сих пор многие марксисты и их «антиподы» демократы убеждены в насильственном характере власти. В рамках марксизма идею Макиавелли развил Антонио Грамши, о чем будет сказано ниже.

В 80-е годы экономисты-народники развили концепцию некапиталистического («неподражательного») пути развития хозяйства России. Один из них, В. П. Воронцов, писал: «Капиталистическое производство есть лишь одна из форм осуществления промышленного прогресса, между тем как мы его приняли чуть не за самую сущность». Это была сложная концепция, соединяющая формационный и цивилизационный подход к изучению истории. В работе 1897 г. «От какого наследства мы отказываемся» Ленин так определил суть народничества, две его главные черты: «признание капитализма в России упадком, регрессом» и «вера в самобытность России, идеализация крестьянина, общины и т. п.».

Примечательно введенное Марксом разделение — «русских или славянских народов». Это не погрешность. Собирая все аргументы, ставящие под сомнение право России на существование, Маркс поверил в нелепую теорию, согласно которой русские не были славянами.