Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011

Итак, образы – это уже не эстетика (на что и как воздействует образ Татьяны Лариной) и не религия (первичны ли эйдосы как источники образов). Это уже большая политика. И это главное средство ведения войны.

СССР в целом и его правящие элиты не уловили этот фундаментальный сдвиг. Генштаб советской армии, советское КГБ и даже идеологические подразделения правящей партии не превратились в площадки, на которых яростно обсуждалось качество образов и средства их доставки до нужных адресатов. Обсуждалось по-прежнему нечто другое, сугубо материальное. Что и привело к определенным результатам.

Получив эти сокрушительные результаты, можно либо начать перевооружаться, анализируя опыт собственных ошибок, либо продолжать упорствовать и усугублять ошибки предшествующего периода. Ряд процессов, развернувшихся на постсоветском пространстве (в сумме являющихся, как мы убеждены, именно системным социокультурным регрессом) привели к тому, что ошибки усугубляются. Это видно по всему, что происходит.

И это становится особо понятно в случаях, когда происходящее явно представляет собой эту самую войну образов. А обсуждается происходящее с любых других точек зрения, – но только не с этой.

Казнь Саддама Хусейна, безусловно, представляет собой одно из тех событий, которые демонстрируют невосприимчивость российской элиты и российского общества ко всему, что касается значения образов.

При этом в очередной раз возрастает значение так называемой ключевой проблемы эстетики. А именно – проблемы соотношения образа и реальности. Черпается ли образ из реальности? Является ли он отражением оной? Ленинская теория отражения – это одно из многочисленных теоретических описаний, в рамках которых образ вторичен по отношению к реальности. Характерно, что один из почитателей Ленина, Владимир Маяковский, яростно полемизировал с этой точкой зрения "вождя пролетарской революции": "Театр не отображающее зеркало, а увеличительное стекло" ("Мистерия-буфф").

Этой полемикой задается граница между реалистическим и нереалистическим художественным творчеством. Дополнительно надо обратить внимание на то, что подобная полемика в пострелигиозной эстетике не имеет ничего общего с религиозной полемикой между "реалистами" и "номиналистами". Средневековый реализм – это не реализм Толстого, в котором образы призваны отражать реальность природы и человека. Средневековый реализм апеллирует к другой образности, связанной с надприродной и надантропологической реальностью. Той реальностью, которая в пострелигиозную эпоху приравнена к иллюзорности.

В эпоху информационных войн (а еще точнее – войн образов) данная эстетическая проблема превращается в проблему политическую. Задаются ли образы реальностью, или они производятся в значительной части помимо этой самой реальности?

Если мы всмотримся в то, что связано с казнью Саддама Хусейна под данным углом зрения, если увидим в случившемся (внимание!) ВОЙНУ ЗА ОБРАЗ САДДАМА ХУСЕЙНА, то может быть, мы ответим и на этот, практически очень важный, вопрос.

В любом случае, мне представляется недопустимым игнорировать в таком многоуровневом событии, как казнь Саддама Хусейна, тот уровень событийности, на котором размещена эта самая ВОЙНА ЗА ОБРАЗ.

И я попытаюсь отстоять свою позицию.

Есть вопросы, которые в какой-то момент времени становятся актуальными. А потом теряют актуальность с тем, чтобы в надлежащий момент ее снова приобрести. Один из таких вопросов: кто такой Саддам Хусейн?

Что такое ответ на этот вопрос? Это размещение определенного образа (в данном случае – Хусейна) в чьем-то сознании. То есть это ВОЙНА ЗА ОБРАЗ КАК ЧАСТЬ ВОЙНЫ ОБРАЗОВ (этого стержня информационной войны).

Кто такой Саддам Хусейн? Казнь иракского лидера вновь придала данному вопросу предельную актуальность. Такая казнь – масштабное событие. Одно из наиболее масштабных за последние годы.

На столь масштабное событие надо реагировать. А для того, чтобы реагировать, нужно иметь критерии. Если человек страшный негодяй (образ "со знаком минус", или О-минус), то его казнь – это благое дело. Если он герой (образ "со знаком плюс", или О-плюс), то его казнь – это чудовищное преступление. Казнь Саддама Хусейна потребовала некого умственного и даже эстетического напряжения в обществе в связи с необходимостью ответа на вопрос: "Казнили героя или мерзавца?" Соответственно, обсуждение личности Хусейна в явном или неявном виде снова актуализировалось. (рис.1)