Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

Чтобы выбор мог состояться, нужны критерии. К ним и перехожу.

В качестве аксиомы задаётся три базовых социальных критерия. Материальный успех, свобода и справедливость. На самом деле, речь идёт о разнокачественных слагаемых. Для того, чтобы эти качества каким-то образом уравнять, необходимо заменить материальный успех чем-то "однокалиберным" по отношению к свободе и справедливости. Дело не в том, что материальный успех плох. Дело в том, что мы действительно живем в культуре, где сказано: "Не хлебом единым". А также – "не в деньгах счастье" и так далее. Много ещё чего сказано: "От трудов праведных не наживешь палат каменных", например.

К сожалению, реальный социальный опыт последнего времени в самой серьёзной степени подтвердил это неабсолютное выражение. В любом случае, мы знаем, что богатый человек может быть несчастным. И даже очень несчастным. Он может быть одиноким. И нет для человека как социального существа ничего страшнее одиночества. Если, конечно, это не одиночество, наполненное духовными порывами (но тогда оно не одиночество в полном смысле слова).

Вообще, человек существо экзистенциальное. И это доказано. А если это доказано, то тем самым доказано, что материальный успех, свобода и справедливость никак не исчерпают собственно человеческой проблематики. Человек конечен, но стремится к бесконечному. Он смертен. И единственный в природе знает об этой смертности. Вообще, он глубоко парадоксальное существо.

Свобода, конечно, величайшая ценность. И глубоко омерзительны те, кто эту ценность отрицают. Но мы знаем, что есть "свобода от" и "свобода для". Пробуди жажду и укажи путь к колодцу. Свобода выбирать (не обязательно политиков, а жизненные альтернативы вообще) предполагает размещение этих альтернатив в сознании. А также шкалу ценностей (от самоактуализации наверху до полного скотства внизу). Один герой Достоевского говорит о другом: "В нем [Иване Карамазове] мысль великая и неразрешенная. Он их тех, которым не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить".

Да что человек! Очень видные ученые проводили опыты над крысами. Опыт состоял в том, что крысе предлагался выбор – удовлетворить определенную потребность и получить определенной силы удар током, или не удовлетворять потребность. При силе тока, стопроцентно предполагающей смерть крысы (притом, что крыса ощущала нарастание тока в рамках сложной структуры преодолеваемого ею барьера и могла, тем самым, остановиться), доминирующей потребностью для определенной генерации крыс был поиск, продолжение ориентации в лабиринте. Крысы этого типа не готовы были преодолевать барьер ради пищи, полового влечения и прочего. Но они шли на смертельный риск ради того, чтобы продолжать исследовать лабиринт, в который их поместили.

Владислав Юрьевич неоднократно говорил о том, что он консерватор. Между тем, предлагаемая им общая модель – это типичная модель линейного необратимого прогресса. То есть, модель вовсе не консервативная.

Что касается меня, то я убежден, что вне прогресса человека и человеческого общества нет. Но прогресс никак нельзя считать линейным и необратимым. Человечество шло и будет идти вперед через расселины и ловушки, через гибели цивилизаций и тёмные века ("чёрные дыры" Истории). Этот путь весьма и весьма неоднозначен. Для религиозного человека (а таковых на планете большинство) цель не в материальном благополучии, а, как минимум, в спасении души. А, как максимум, в обожении. Для очень многих светских людей (к которым я себя отношу) цель всё равно связана с человеческим (общечеловеческим) и космическим восхождением. А всё остальное только средства.

Раб не может восходить, и потому человек должен быть свободным. Несправедливость препятствует восхождению, и потому она должна быть преодолена. Но нет и не может быть безразличия к вопросу о том, как человек своей свободой воспользуется. Как нет и не может быть справедливости без восхождения. Ни справедливость, ни свобода немыслимы вне смысловой вертикали. Ибо речь идет о человеческой свободе и о человеческой справедливости. А человек ничто вне своего экзистенциального измерения.

Западная цивилизация много достигла. Но она оплатила это дорогой ценой. Она не безупречный светоч, а очень проблемная и больная сущность. Мы причастны к ней, но причастны особым образом. Мы часть её, но особая часть. Иначе не было бы православия (как христианства, но особого христианства). Не было бы коммунизма (как альтернативного либерализму предельного слова о свободе и справедливости – теория отчуждения у Маркса и прочее). Мы не можем ссылаться на западный опыт как на нечто абсолютное. Мы не копировать Запад должны и не отвергать. Мы должны его спасать. И, видимо, никто не спасет его, кроме нас. А спасать его мы должны не потому, что этого хочется, а потому, что иначе – и мы погибнем.