Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

Далее Рузвельт призвал к мужеству: "Наша великая нация будет выносить лишения, как выносила их и раньше". Он призвал к отказу от страха: "Единственное, чего мы должны страшиться, так это самого страха – безымянного, безрассудного страха, который парализует усилия, необходимые для того, чтобы перейти от отступления к наступлению".

Одним из учителей Рузвельта был Томас Манн. Рузвельт, как губка, впитывал слова о новом гуманизме. Апелляция к его "розовости" (то есть, близости к красным) была далеко не случайна. В основе его реформ находилась "воля к улучшению человечества", а не чрево. Любая иная трактовка Рузвельта просто омерзительна. И может быть основана только на двух вещах.

Первое. На твердой вере высокомерного пошляка в то, что кроме него, никто не читал сотен книг о Рузвельте, написанных и на русском, и на других языках мира. А если их кто-то и читал, то забыл. А если и не забыл, то все равно… кого сейчас все это колышет?

Второе. На способности воинствующего мещанина (только сейчас понимаем до конца значение фразы Горького: "Мещанство – это ненависть к людям") "фильтровать базар", вылавливая из всего, сказанного великими людьми, две-три сакраментальных пошлости.

17. Россия – это территория счастья для тех, кто в ней намерен строить жизнь, как жизнь человеческую. То есть как предназначение, миссию, судьбу. Не надо говорить, что это удел избранных. Слова о том, что русские – это судьба, относятся ко всей нации. Родина – это не место, где жить удобно и приятно. Комфортно! (цитата из Ракитова). Родина – это не территория комфорта, а территория счастья.

18. У нас у всех есть эта территория счастья. А у Ракитова ее нет. Поэтому у нас есть Родина, а у него есть сортир.

19. Сортир может быть где угодно. Родина – только там, где есть счастье. Счастье жить и умереть по-человечески. Вспомним Бетховена: "Вся жизнь – трагедия. Ура!".

20. Человек – существо трагическое. Суть трагедии – в катарсисе. Поэтому счастье – это не кайф, а счастье. Это катарсис. Если ты не можешь испытать его нигде, кроме России, значит, ты будешь в ней жить как человек. Иначе ты будешь свиньей. Причем особой. Той самой русской свиньей, которую так любят описывать немцы. Иначе – хамом. И опять-таки, особенным хамом. Если территория предназначена для высокого, а там вместо этого хрюкают, то там хрюкают особенно омерзительно.

21. Хам и свинья никогда не создадут ничего, в том числе, и чистых сортиров. Достоевский писал: "Обратитесь в хамство, гвоздя не выдумаете".

22. Великие цели не ушли вместе с Гитлером, как говорит Ракитов. А если они уйдут, то вместе с цивилизацией. Уравнивать великие цели с целями античеловеческими, фашистскими – это далеко идущий посыл. Это, если хотите, скрытая апологетика фашизма.

23. Люди, грезящие русской судьбой, имели очень разный достаток. Но у них было общее свойство. Им было на этот достаток плевать. Они не знали, что пошляки будут высчитывать содержание их карманов. Им казалось, что у них есть другое содержание. Об этом есть слишком много свидетельств. Как декабристы жили в ссылке. Как дворянские семьи жили в условиях так называемых послереволюционных уплотнений. Ломать вокруг этого копья – скучно до судорог. Но зафиксировать это надо.

24. Если сейчас страну легче купить, чем завоевать, то почему Запад воюет в Ираке и в Афганистане? А также пробует начать войну в Иране? Попробуйте купить Иран. Или Китай. Не пробовали?

25. Спор о том, кто способен на большее – булат или злато – общеизвестен. Булат всегда может больше. Потому что он может отобрать. И обязательно отберет. А чтобы он не отобрал, нужен закон. А чтобы закон функционировал – нужна культура. Иначе можно аккуратно разрезать труп ограбленного "хорька" и аккуратно спустить его по кусочкам в очень чистый сортир. Если идеал – комфорт, то это не только можно, но и нужно сделать.

Чтобы общество было устойчивым и способным к реальному комфорту, оно не должно этот комфорт ставить во главу угла. Это касается любой страны, но России в особенности. В России, когда начинают молиться на комфорт, приходит беда – стужа, голод. Когда начинают молиться на жратву – кончается хлеб. Когда начинают говорить о маленьком удобненьком государстве – страна захлебывается в крови. Второй раз Россию на этот понт, надеюсь, взять не удастся. По крайне мере, я в лепешку разобьюсь, чтобы этого не произошло.

26. Про рабские традиции как суть российской истории я где-то читал… Может, господин Ракитов мне напомнит оригинал? Он ведь эрудит. Это было тоже на "Р", но как мне помнится, не Ракитов. Кажется, Альфред Розенберг. "Эм Ай тру?".