Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

И все же об этом – как-нибудь в другой раз. Потому что сейчас на нас накатывает очередная "злоба дня", агрессивно отрицающая любую глубину вообще. И в этих условиях нырять слишком глубоко – значит, бежать от этой "злобы дня", то есть праздновать труса. Что совершенно недопустимо. Вот почему я постараюсь обойтись набором более очевидных теоретических построений. И не мучить собравшихся проблемами современной нелинейной и квантовой термодинамики.

Итак, о более очевидном. Хотя… Для кого-то очевидном, а для кого-то находящемся за семью, а то и семьюжды семью, печатями.

ЧТО ТАКОЕ ПОРЯДОК?

Кто-то хочет его охранять, кто-то – низвергать. Но, прежде всего, скажите: что он такое? И не этот конкретный порядок, а порядок вообще. На эту тему можно писать толстенные книги или вести нескончаемые дискуссии. Но, коль скоро "злоба дня" дышит хаосом, ответы должны быть емкими и короткими.

Так вот, если все свести к предельно сжатой формуле, то порядок вообще – это единство формы и содержания. То есть… То есть СОДЕРЖАТЕЛЬНОЕ ЕДИНСТВО (рис.1).

Достаточно такого определения, чтобы расщепить нынешний монолит политической невнятицы ("Вы за порядок или против него?"). Причем расщепить не абы как, а на необходимый (и я убежден, что достаточный) структурный минимум элементов (1 – форма и 2 – содержание). Эти элементы плюс связь – казалось бы, что особенного? Ан нет! Вводишь такую структурную диссоциацию, и туман оценочных камланий хотя бы отчасти рассеивается.

По сути, это и есть та самая диалектика. Так ненавидимая сегодняшними постмодернистскими модниками (охранительными, революционными, революционно-контрреволюционными, контрреволюционно-революционными и т.п.). Диалектика не пижонство, а инструмент. Она либо позволяет что-то построить, либо абсолютно бессмысленна.

Предложенная мною диалектическая диссоциация – что именно позволяет построить (выделить, описать)? Отвечаю – она позволяет выделить и описать не просто патологию, а целый патологический ряд внутри того, что гордо именует себя порядком. Достаточно взглянуть на предыдущую схему и проблематизировать единство (рис.2).

Итак, если нет единства формы и содержания, то что есть? Есть форма, отделенная от содержания. Вот мы говорим: "охранители", "охранительность"… А что охраняется? Когда возникает судорога охранительного рвения? Когда форма теряет содержательность. И именно тогда вместо того, чтобы наполнить ее содержанием или создать новую форму в единстве с новым содержанием, политический имярек начинает цепляться за мертвую форму. И орать во все горло: "Нет, не дам разрушить! Спасу любой ценой!"

А как спасать-то? Мертвая форма, во-первых, начинает рассыпаться при любом дуновении любого энергийного ветра. Во-вторых, она не работает. То есть собирает на себя этот самый энергийный ветер, в том числе и ветер хаоса ("черный ветер" из "Двенадцати" Блока). В-третьих… Но об этом чуть позже. Пока же зафиксируем, что вопрос о форме, отделившейся от содержания, и связи подобной формы с охранительством – это и теоретический, и практический вопрос. Причем всегда наступает время, когда практическая важность этого вопроса (ранее не ощущавшаяся) становится для всех очевидной. Берусь утверждать, что время такой "очевидной неочевидности" на подходе.

Но, перед тем как дальше двигаться по вехам, очерчивающим путь политических рассуждений, позволю себе минимум теоретических отступлений.

Для религиозного сознания совершенно ясно, что материя сама по себе не только не держит форму, не только не создает форму, но ничего общего с формой не имеет. Соответственно, творящий форму дух не может прийти в материю как таковую, ему там делать нечего. (В скобках замечу, что я вовсе не хочу постоянно оставаться на религиозной почве. Я просто танцую от нее как от печки, потому что так удобнее. Как ни странно, так проще).

Итак, форму творит субъект. И творит он ее не из материи, а из субстанции. Для того чтобы субъект (дух) мог сотворить форму, материя должна получить некое добавление. В нее должен быть влит некий новый ингредиент, превращающий материю, глухую к духу, в чувствительную по отношению к духу субстанцию. Это, в религиозном понимании, и называется соитием души и материи, падением души в материю и т.д.