Симон Кордонский - Сословная структура постсоветской России

Сосуществование в одном социальном пространстве сословной и классовой структур (без внятных объяснений того, как они сосуществуют) ведет к формированию весьма своеобразной формы отечественной аномии: когда человек принимает на себя (не интегрируя) заведомо противоречивые и конфликтные определения своего сословного и рыночного статусов: он одновременно может быть и государственным служащим, и торговым посредником, и предпринимателем, и защитником прав трудового народа работающих по найму, бюджетников и пенсионеров, например.

Одновременное и неявное конфликтное (а не мирное, как в демократиях) сосуществование двух базовых систем стратификации создает социальную напряженность, при которой члены одного любого сословия считают, что государство недодает им ресурсов, и потому они бедны, в то время как другие сословия нарушают принципы социальной справедливости и незаконно обогащаются. Себя и членов своего сословия люди описывают в сословных терминах, а членов других сословий в классовых.

Амбивалентность социального статуса приводит к тому, что государственное служение трансформируется в посредничество или крышевание, которые самими действующими лицами часто считаются добросовестным служением. Внутренний конфликт между ролями члена сословия и рыночного актора проявляется в не объяснимой другими причинами безудержной алкоголизации или безмерном и демонстративном потреблении, в глубоком цинизме и негативизме, сочетающихся с инстинктивной готовностью лизать задницу начальству члену высшего сословия и пинать зависимых членов низших сословий.

Эти феномены демонстрируют амбивалентность социального устройства, его онтологическую двойственность, в которой совершенно невозможно разобраться «без бутылки». Однако бесконечные пьяные разговоры «за душу» ничуть не помогают понять хитросплетение взаимоисключающих социальных связей и отношений. Людям хочется ясности в определении своего положения, но она возможна только при достаточно однозначной социальной отнесенности себя-любимого к классам рыночного общества и к сословиям. Однако для этого нет условий: ведь для формирования классовой определенности необходимы настоящие политическая организация общества, партийная система и институт права и правоприменения. Вместо них есть некие одноименные им деградирующие «демократические» институты, возникшие при формировании рынков, использующиеся сейчас сословной системой в основном для легализации отчуждения ресурсов и обозначения намерений по их справедливому сословному распределению. Сословные институты доминируют над классовыми, причем не публично и в значительной степени не легитимно.

Но для формирования сословной определенности необходимы легитимизация сословий, самоидентификация их членов, формирование сословных организаций-собраний и сословных судов. Практически никаких действий в этом направлении государство не совершает и прежде всего не признает самого факта создания им сословной структуры. Скорее наоборот, все сословные «политики» публично интерпретируют свои действия как шаги по развитию рынков, созданию демократии и соблюдению прав человека то есть форм социальной организации, совместимых с сословным общественным устройством только при их субординации институтам классового общества.

Социальная стратификация, в том числе и сословная, адекватна и действенна только в том случае, если внешнее определение места человека в социальной системе в той или иной мере совпадает с его собственными представлениями о том, кем он является. Когда внутренние (самоидентификационые, интроспективные) и внешние (по закону или традиции) определения социального статуса людей не совпадают, возникает аномия. В сегодняшней российской реальности внешние определения положения людей в социальной системе совсем не прозрачны. Публицистические категории описания социальной структуры такие как олигархи, бандиты, чиновники, силовики, простые люди и пр. малооперациональны и служат скорее целям в значительной степени бессмысленной в нашем обществе «публичной политики», чем объяснению основы социального мироустройства.

Внутренние определения (самоидентификация) наших сограждан пока еще размыты, нечетки (только экстремисты определяют себя как олигархов или бандитов) или таковы, что человек скорее определяет себя не в современности, заданной наличными постсоветскими реалиями, а в имперской или советской архаике либо в предельно идеализированных (до содержательной пустоты) прогрессистских координатах «рыночной экономики» и «демократического общества». Сами представители современных сословий лишь в малой мере осознают свое сословное положение. Скорее сословная идентификация пока еще скрыта профессиональной. Более или менее четкое совпадение внешнего (правового) сословного определения и самоидентификации можно, наверное, наблюдать у военнослужащих, правоохранителей и казаков. Однако прямых исследований сословной самоидентификации, насколько мне известно, не проводилось.