Симон Кордонский - Сословная структура постсоветской России

В таком сословном обществе нет институализированных богатых и бедных есть более или менее обеспеченные ресурсами сословия. Имущие и неимущие, тем не менее, есть, но они не имеют легальных институтов лоббирования своих имущественных интересов, хотя интересы имеют и по-своему их реализуют: неимущие в жалобах, доносах и движениях социального протеста: восстаниях и бунтах; имущие покупают преференции и дают взятки, откупаясь от сословных контролеров за соблюдением социальной справедливости.

Естественно, в этой системе отношений нет необходимости в демократии как институте согласования интересов, как нет и личности вне сословной определенности. При полном доминировании сословного устройства нельзя даже аналитически разделить экономику и политику, государство и общество. Сословное устройство такого рода представляет собой синкретичное целое корпорацию, феод или общенародное государство.

При безусловном доминировании классового устройства полностью разделяются экономика и политика, с одной стороны, и государство и общество с другой. Производство товаров и оборот денег определяют экономическую динамику, общество делится на богатых и бедных (в их многочисленных вариантах), согласование интересов между которыми обеспечивается политическими институтами через правоустановление. Права человека и личность определяются вне зависимости от классовой, сословной и политической принадлежности людей. Функции власти ограничиваются правоустановлением, правоприменением и обеспечением безопасности.

Эти идеальные типы потому и идеальны, что не реализуются в чистом виде. Реальные общности представляют собой некое объединение сословности и классовости при доминировании или той, или другой, проявляющемся прежде всего в устройстве власти. При доминировании классовой структуры политическая роль сословий ограничена лоббированием их ресурсных интересов, а политическую погоду делают в конечном счете отношения между богатыми и бедными, интересы которых представлены разного рода политическими партиями. Так устроено современное западное общество. При преимущественно сословном мироустановлении политика и политические институты находятся на периферии социального устройства, режим считается авторитарным и недемократичным, личность и свобода реализуются в основном в рамках сословных институтов. Так были устроены имперская Россия и СССР.

Если следовать предлагаемой логике, специфика современной России заключается в том, что ни классовая, ни сословная стратификации не интериоризированы российским обществом настолько, чтобы их понятия стали обыденными различениями социальной практики, как это происходит в классовых обществах или было в имперской России и СССР, где сословная идентификация во многом определяла повседневное поведение. Так, О. И. Шкаратан и Г. А. Ястребов считают, что

«…в современной России сформировался своеобразный тип социальной стратификации в виде переплетения сословной иерархии и элементов классовой структуры, устойчиво воспроизводящийся в течение последних лет»

В российском обществе можно выделить признаки, характерные для классовых обществ, однако граждане России, даже принимая для других сограждан различение богатых и бедных, затрудняются определить свое собственное место в классовой структуре. Понятия богатство и бедность в эмпирическом исследовании нашего общественного устройства, как правило, трудно операционализировать. По всем внешним признакам человек, например, является бедным, однако сам себя таковым не считает [22] Научный отчет о бедности. Фонд Хамовники. Не опубликован. Предоставлен Д. Александровым. ; многие граждане, состоятельные по российским меркам, не считают себя богатыми. Если верить респондентам, то большинство людей «живут нормально» и принадлежат к среднему классу. Столь же проблематична сословная идентификация, основанная в основном на советских принципах: человек, например, продолжает считать себя рабочим, хотя занимается мелким бизнесом, или ученым, хотя уже давно профессионально занимается политикой.

Ситуация в какой-то степени парадоксальная: известно, что любое общество стратифицировано, в том числе и наше. И эта стратификация видна не вооруженному научными понятиями обывателю. Однако как оно стратифицировано — непонятно. При бросающихся в глаза различиях в уровнях благосостояния и потребления высший, средний и низший классы выделить не удается. И публично заданное законами о государственных служениях неравенство граждан перед законом не стало общепризнанным фактом. Исследователи, опирающиеся в основном на импортированные теории, тем не менее, пытаются рассматривать Россию как классовое общество, анализируют профессиональную и символическую стратификации, используя теоретические различения, вполне адекватные для других социальных систем. Однако их результаты считываются так, как будто описывается не российское общество, а совсем другое. Понятийное зеркало предстает не то кривым, не то мутным, а иногда нарочито дефектным, как в «комнате смеха». Импортированные теоретические различения оказываются по сути искусственными и адекватными исповедуемой исследователями теории, а не обыденной практике тех, кого в ней пытаются стратифицировать.